Телохранительница Его Темнейшества, Феникс Тринадцатого клана

На них свалились еще три каменных чудовища. Завязалась потасовка, но утихла, когда рухнуло сразу пять птиц. Одна едва не проломила стол. Хороший стол, крепкий. Убери клюв, зараза! Ты не моя мама! И не надо всем сразу бросаться на маленького цыпленочка! У меня шок и стресс. Успокоить надо сначала. Колыбельную прочирикать, хороводиком вокруг походить…

Птички, каждая размером с летающего крокодила и с такой же зубастой пастью, закружились хороводом вокруг стола, курлыкая нежно, по-голубиному. Под их мощными лапами хрустело то, что раньше было крышей. Кикируся меня зверски убьет, ректор расчленит, а куратор сотрет в пыль мои несчастные останки.

Ну, спасайте же меня, голубочки мои ненасыт… ненаглядные!

Я вцепилась в подставленную шею ближайшей горгульи, забралась на спину, и…

Нет, это еще не свобода.

Птичка приподнялась над разрушенной крышей, оглушительно каркнула и уселась на бревно. Стая с чувством важности порученного им дела по охране «птенца» устроилась на оголенных стропилах вокруг такой бесценной меня.

Я с ужасом поняла, что свободу теперь буду только видеть. Вот она – протяни руку. Вокруг, конечно, уже никаких запоров, над головой – синее небо, под попой – бревно стропильной ноги, раздолбанное клювами так, что пошевелиться боюсь. И что мне не сиделось на таком гладком и удобном стульчике в такой уютной мансарде?

Горгульи постепенно угомонились и застыли неподвижными изваяниями. Их мощные когти впились в остатки крыши, перья казались каменным кружевом. Напрасно я надеялась, что они унесут меня подальше или хотя бы спустят на землю. Наверняка их держала магическая привязь.

А высоко-высоко в синем небе невидимо парил великий и ужасный, на диво трусливый дракон смерти Шурш. То есть это горгульи и прочие демонические твари его не видели – смерть всегда подкрадывается незримо, – а я чувствовала его преотлично. Жрица все-таки. Любовь и смерть, в сущности, мало чем отличаются. И то и другое, если настоящее, то навсегда. В теории. И в романтических балладах, посвященных богине Лойт.

От Шурша исходили волны паники. Малыш до смерти… гхм… перепугался мощного выплеска Тьмы, сотворенного Сатарфом.

Кстати, о чудовищах… а где грифон? Что-то его не видно и не слышно.

Я осторожно переползла к самому краю бывшей крыши. Птицы бдительно повернули клювы, но переполох поднимать не стали.

Вся Академия отсюда видна как на ладони. Вздымались толстенные зубчатые стены, темные адепты в серых хламидах казались муравьишками. Их было на диво немного: все уже разбрелись после занятий. Магистров тоже что-то не видно. И это хорошо. Не дай Небо, заметит кто-нибудь, во что превратился неприступный донжон. Хоть бы девчонки поскорее вернулись! Вместе мы что-нибудь придумали бы. И потом, именно сегодня вечером мы собирались с Мирандой и Таем забраться в архив за личными делами магистров. А я тут торчу.

Конечно, верховная жрица предупредила, чтобы я ни в какую самодеятельность не ударялась. Наживке не положено пускаться в свободное плавание. Но с лета я не продвинулась в расследовании ни на волос. На сельо никто, кроме принца и его «теней», не реагировал. Еще бы кто-то клюнул, с такой моей охраной! И в Академии вокруг всегда уйма народа. Если преступник и заметил меня, то выжидает. Он же маньяк, а не самоубийца.

Надо менять тактику. А что, если прогуляться по Кардергу в одиночку, пока я не приступила к официальному телохранительству?

Прямо подо мной, метрах в пяти, заманчиво выступал наш балкончик. Но пять метров гладкого камня надо как-то преодолеть. Горгульи на мои просьбы не реагировали. О клятве ничего не пить, крепче кефира, я вспомнила только тогда, когда начала безумный спуск. Если бы не выпитое вино, вряд ли меня потянуло бы на такие подвиги. Разбиться насмерть с такой высоты мне не грозило: все-таки крылья, хоть и спрятанные, но при мне. Раскрою, если уж совсем приспичит.

До таких крайностей дело не дошло.

Спасли меня Шу и Шурка, приползшие на запах алкоголя. Эти безропотные создания, из которых можно вить веревки в буквальном смысле, сначала едва меня не придушили на глазах у пернатых приемных мамочек. Через минуту во всем моем организме от выпитого и следа не осталось.

Обе шкурки отвалились от меня, как обожравшиеся клопы, и я, привязав их за длинные нити к стропилам, начала спуск. Рискованное занятие, скажу я вам. Хеммо могли и не выдержать.

Обошлось. Шкурки вытянулись крепкими ниточками. Единственное, что мне угрожало, – изрезать руки в кровь. Вскоре я уже ступила на балкончик, а там и Шурш опомнился.

– Налетался? – осведомилась я, затылком почувствовав дракона, трепыхавшегося за балконным ограждением.

Некогда мне было укоризненно смотреть в его виноватую мордашку: сквозь стекло я разглядывала холл, не вернулись ли девчонки. Но помещение пребывало в том же безлюдном виде, в котором я его оставила. Никто не бродил, не заботился об обеде.