Телохранительница Его Темнейшества, Феникс Тринадцатого клана

– Ей не стать, ее сердце давно мертво. Там нет места для любви, а значит, и для тебя, великая госпожа.

Смех Лойт раскатился по огромному храму чистым хрустальным звоном.

– Уж не читаешь ли ты в сердцах лучше меня, Вайра? Ты стала чересчур стара и завистлива. И твое сердце уже давно не радует меня. Позаботься лучше о своем, а не о чужом.

* * *

Последней каплей для Эльды стало возвращение во дворец, где она обнаружила, что в ее защищенном стенами и заклинаниями кабинете, на ее собственном столе, обладавшем дополнительной защитой, лихорадочно мерцает белая лилия. Словно маяк в бурю.

– Какого Хурга! Опять любовное письмишко! Как он посмел?!

Царица брезгливо подняла цветок за кончик стебля и только собралась вышвырнуть, как белые лепестки осыпались, сложившись на лету в лист бумаги, испещренный рунами. Эльда, мгновенно выхватив взглядом слово «Лика», рухнула в кресло и вчиталась. Из дрогнувших в отчаянье губ вырвался стон:

– Боги! Этого и следовало ожидать. Мерзавец! Берра!

– Что случилось, госпожа? – стражница тут же явилась и замерла в изумлении, увидев слезы в уголках глаз царицы.

– Алиан прислал письмо.

– Да он каждый день достает то цветочками, то бабочками, не успеваем отлавливать, – смутилась начальница охраны.

– На этот раз счастье, что не уничтожили письмо. Алиан сообщает, что получил послание от Сатарфа. Владыка Темного Трона взял в заложницы нашу дочь. А Лойт, эта… рррр… даже не намекнула мне, дрянь бессмертная!

– И каковы требования Сатарфа? – осторожно поинтересовалась воительница.

– Алиан не написал. Та еще бестия! Ты не помнишь, куда я зашвырнула его слишком болтливый портрет?

Берра хмыкнула, почесала изящный носик.

– Помнится, в клочки порвали еще лет десять назад.

– Не может быть! Его и Хург не порвет. Он же магический. В воде не тонет, в огне не горит, дерьмо такое. Самовосстанавливающийся и, лихо его забери, самовозвращающийся из любой задницы!

– Тогда надо посмотреть в вашей заброшенной спальне под подушкой, – улыбнулась стражница.

Впервые портрет появился именно там, вспомнила царица. Потому и пришлось ей бежать из собственных комнат в собственном дворце. Выселил ее, гад такой.

– А в моих прежних покоях еще осталась подушка?

– Если не рассыпалась от старости. Там ничего не трогали. Вы же замуровали дверь, когда не смогли от портрета избавиться.

– Да… припоминаю… – Эльда нахмурила лоб, с ненавистью глянула на письмо, словно в нем и заключался источник всех ее бед. И носил этот источник имя Сатарф. – Что ж, пойдем ломать стену.

Обе отправились в замурованную спальню коротким путем: через купальню, куда прежде тоже был выход из заброшенного помещения. Долго спорили, где именно была дверь, пока Эльда в раздражении не снесла полстены заклинанием. Когда осело каменное крошево, открылись унылые, серые от пыли покои, заставленные резной мебелью. Резьбу уже было не видно под паутиной.

А ведь прежде они были волшебно прекрасными, как и полагалось царице Серых Холмов: серебристо-жемчужные, с нежнейшими лунными оттенками задрапированных узорным шелком стен и покрывал на ложе. Когда-то узоры на них были живыми – плавно меняющимися под взглядом пейзажами удивительной красоты. Теперь же в комнате все мертво застыло.

Эльда прошла к роскошному ложу под когда-то белоснежным кисейным балдахином, выглядевшим теперь, как картон.

– Откуда здесь столько пыли и паутины? И на кого тут охотятся пауки? На пыль? – удивилась Эльда и чихнула. Берра пожала плечами.

Царица, осторожно приподняв подушку в батистовой (теперь материал напоминал ржавый железный щит) наволочке, извлекла небольшой, с две сложенных ладони, портрет в тонкой светящейся рамке. Вот на нем не было ни пылинки. И голубые глаза изображенного светловолосого мужчины ярко блестели, как живые. Портрет улыбнулся, когда царица провела по нему кончиками пальцев, активируя заклинание.

– Здравствуй, возлюбленная моя Эльда, – проникновенным баритоном заговорил мужчина.

– Твоя? – фыркнула царица. – Никогда не была твоей, Алиан.

– Никогда?

– Один раз не в счет. И лучше не напоминай. Не начинай старую песню, иначе я отдам твой портрет на съедение дракону смерти. Уж тогда-то твоя магия не сможет его мне снова всучить.

– Хорошо, не буду, – Алиан смиренно опустил длинные ресницы. – Ты позволишь войти?

Эльда, кивнув, прислонила портрет к подушке и отошла к креслу. Но садиться побрезговала. Скрестила руки на груди, вздернула подбородок, наблюдая, как из портрета проливается поток света, как из лучей ткется и наливается осязаемой плотью фигура высокого немолодого воина – с мощными богатырскими плечами, узкой талией, перехваченной широким узорчатым поясом. Такие же узоры из переплетенных лилий виднелись на головном обруче, удерживавшем шапку светлых волос длиной ниже плеч.