Телохранитель Ника. Клетка класса люкс

Я подняла все еще полный бокал и взглянула сквозь его кроваво-красное содержимое на ближайший фонарь, разливающий вокруг слабое подобие дневного света. Вино заиграло розоватыми бликами разнообразных оттенков. Я не сомневалась, что вкус его так же прекрасен, как и цвет, но пить не хотелось совсем. Даже настоящее французское. Пусто. И вокруг, и внутри. Потребовалось семь лет, чтобы понять это и смириться. Семь лет бежать от самой себя, чтобы споткнуться об одиночество. Да, я сама выбрала его в спутники, но кто знал, что оно подставит мне подножку с самый неподходящий момент. Я слишком привыкла к нему, и впустить кого-нибудь в свою жизнь для меня страшнее, чем пройти над пропастью по скользкому ненадежному канату. Как же ты не прав, коллега из «Веритас». Мне не с кем скоротать сегодняшнюю ночь. Я просто встану и пойду спать. И буду почти счастлива, потому что вот уже семь лет убеждаю себя в том, что привычное «плохо» лучше, чем неведомое и пугающее «хорошо».

Поднявшись по ступенькам, я миновала очередного охранника, согласно инструкции даже не покосившегося в мою сторону. И только войдя поняла, что бокал «каберне» так и не покинул моей руки. А, ладно! Выпью, растянувшись на диване. Пожалуй, это будет приятно.

Миновав очередной поворот, я едва не споткнулась, очутившись в кромешной тьме просторного холла. А когда глаза немного привыкли, увидела стоящего у окна мужчину. Черный смокинг делал его почти невидимым в окружающем мраке, и если бы не проникающий с улицы яркий свет, я ни за что не заметила бы чужого присутствия. Нет, не чужого. Бесшумно пройдя по толстым шерстяным коврам, я разглядела знакомый профиль и в который раз поразилась, насколько одежда и темнота меняет человека. Павел Челноков выглядел сейчас настоящим английским аристократом, сошедшим с одного из портретов, украшающих стены холла, обставленного в английском колониальном стиле. Вместо обычного низкого пузатого стакана в руках у него поблескивал доверху наполненный хрустальный фужер. Судя по всему, с виски.

Он стоял и смотрел на танцующих гостей, не желавших покидать расцвеченный огнями парк Челноковых. В его остановившемся взгляде мне почудилась едва ли ни ненависть. Ненависть к людям, живущим нормальной жизнью, а не запертым в позолоченной клетке отцовского особняка силой обстоятельств.

Меня окатила ледяная волна, щербатая бритва жалости полоснула по сердцу. Нет, ну чего, спрашивается, я так всполошилась? Сын миллионера не нуждался в моем сочувствии и держался прекрасно: не колотился головой о стену, не топтал вырванные из цветочных горшков азалии. Только когда подвыпивший ди-джей в очередной раз сообщил, что сейчас прозвучит последняя композиция, и объявил «белый танец», он залпом опрокинул в себя виски, выругался вполголоса и поставил пустой бокал на подоконник.

Я знала, что совершаю очередную глупость. Знала, что играю с огнем. И чувствовала, как горячая волна начала неспешное движение по позвоночнику, постепенно охватывая все мое непослушное тело. Именно непослушное. Иначе как объяснить то, что мои ноги, несмотря на протесты рассудка, по собственной инициативе понесли меня к застывшему у окна Павлу. Чертова бабская жалость! Неужели нельзя было мимо пройти? Ну, предположим, нельзя – совесть замучит. Тогда чего ты боишься? Не укусит же он тебя, в конце концов. Перестань трястись осиновым листом и поставь бокал, пока его не выронили дрожащие от волнения пальцы.

Знакомая с детства музыка плела в темноте холла невесомые кружева, и цыганская кровь во мне забурлила, едва моя рука осторожно легла на мужское плечо.

– Разрешите вас пригласить на «белый танец», – тихо сказала я.

И почувствовала, как закаменело плечо под моей ладонью.

– Я думал, ты уехала… – хриплые нотки в голосе Павла зазвучали по-особому притягательно.

Мама дорогая, что же я творю! Он ведь поймет все совсем не так… Но не успела я строго указать размечтавшемуся мальчику на необоснованность его надежд, как он крепко притиснул меня к груди. И тут уже стало не до разговоров. Обняв меня, Павел начал медленно кружиться по холлу под доносившуюся с лужайки музыку.

– Меня Эля обратно зазвала. Я уже давно тут отплясываю, – запоздало ответила я, немного отдышавшись, и строго предупредила: – Сейчас музыка закончится, и я спать пойду. Поздно уже. Я чертовски устала.

– Когда музыка закончится? – подозрительно покорно переспросил Павел, устремляя взгляд за окно, в бездонное звездное небо, заботливо укрывшее землю теплым черным пледом. – О’кей. А потом я тебя провожу. Мало ли что с тобой опять произойдет. Ты притягиваешь неприятности, как магнит.

– Нет уж, спасибо! – я решила сразу расставить все точки над «и». – Сама дойду. Вот сейчас мелодия закончится, и пойду.

Но прошла минута, две, пять, а музыка хоть и потеряла в децибелах, но совершенно не думала заканчиваться. За это время руки Павла, обнимавшие меня за плечи, успели сместиться на талию и, немного задержавшись, продолжали медленно, но неотвратимо спускаться ниже.