Поезд, тяжело вкатившийся на разомлевшую от жары станцию, тоже почти не опоздал. Так что высокий седой мужчина в слегка помятом сером костюме без галстука удивленно вскинул бровь. Похоже, подобная точность была для него в новинку. Подхватив небольшой чемодан, он за руку простился с проводником и, оставив на столике полтинник «на чай», не по возрасту легко спрыгнул на перрон. Быстро оглядевшись, мужчина пристроился к весело галдящей компании молодых людей, которые и вывели его самым коротким, но не самым легким путем на привокзальную площадь. Такси подлетело тут же, и хищно улыбающийся таксист, высунувшись из машины едва ли не по пояс, заорал на всю площадь:
– Тебе куда, командир?
– Гостиница «Восход», – мужчина сел на заднее сидение, как раз за водителем.
– А-а-а, «клоповник», – прокомментировал таксист, выворачивая на улицу Ленина. – Сочувствую. Я уж сколько народу оттуда перевозил на вокзал, и все матерились. Там, говорят, сервис очень паршивый. А деньги дерут такие, будто это пятизвездочный отель, не меньше. Не то, что в «Заре» или «Гагарине».
Словоохотливый таксист готов был дать подробнейшую характеристику гостиничным комплексам родного города, но мужчина с отсутствующим видом уставился в окно, и добровольному гиду пришлось замолчать. К его огромному разочарованию. Но чаевые, оставленные пассажиром, несколько подняли ему настроение, так что, разворачиваясь на тесной стоянке, таксист теплым взглядом проводил поднимающегося по ступенькам мужчину.
Холл гостиницы «Восход» напомнил рано поседевшему человеку передвижную выставку художников-сюрреалистов, на которую его однажды занесло невесть каким ветром. Стены переливались яркими люминесцентными красками, придавая, на первый взгляд, мирным бытовым сценам тревожное настроение. Гостиница была полна лишь на треть, поэтому уже через сорок минут мужчина открывал выданным ключом дверь своего номера.
Первым делом раскрыв настежь давно немытое окно, он с наслаждением вдохнул вечерний воздух, постепенно наполняющийся прохладой. Потом скинул пропылившуюся и пропотевшую одежду и на минуту задержался у раскрытого чемодана. Если бы кто-нибудь заглянул мужчине через плечо, пока он перебирал вещи, то увидел бы среди аккуратно сложенной одежды уже набивший всем оскомину предмет – обыкновенный пистолет с глушителем. Небрежно отодвинув оружие в сторону, мужчина вытащил с самого низа чистое белье и, помахивая полотенцем, направился в ванную комнату. Через минуту из-за двери донеслись отборные ругательства, подтверждая, что неожиданно хлынувшая из душа ледяная вода способна кому угодно развязать язык.
– Ну-у-у, это неинтересно! – разочарованно протянула Эля разглядывая аляповатую афишу у входа в призывно сверкающий огнями трехэтажный «Континенталь». – Представляешь, Ника, как раз сегодня стриптиза не будет!
– А что будет? – хмуро переспросила я, чувствуя себя в парадном платье абсолютно голой – хоть в стриптизерши подавайся.
– А будет конкурс топлесс, – пояснила разочарованная поклонница шеста. – Это когда танцуют без лифчиков. «Топ» – с английского переводится как «верх», а «лесс» – что-то вроде нашего «не». В смысле, что наверху у них ничего нет.
– Большое спасибо, уважаемая госпожа Челнокова, за подробное разъяснение. Только «лесс» скорее нужно переводить как предлог «без». Впрочем, не думаю, что смысл от этого слишком изменится.
– Ну ты даешь! – пораженная Эля, похоже, даже жвачку проглотила. Потому что фразу эту я произнесла на английском языке. – Я и не знала, что ты по инглишу спикаешь…
– Да ты про меня вообще почти ничего не знаешь! – рассмеялась я. – Вдруг твой отец нанял для тебя не телохранительницу, а монстра в юбке! И по ночам у меня вырастают клыки и когти.
– Тоже мне, испугала! – фыркнула Эля, проходя мимо обшитого желтым галуном швейцара. – Ночью! Мы с тобой ведь по ночам не общаемся. Ты лучше Пашку предупреди. А то он захочет пописать, проснется и помрет от инфаркта. Вместо красотки рядом с ним развалилось лесное чудовище и ногу его правую догрызает.
– Эля!
– Что, Эля?! Я же вижу, как он на тебя смотрит.
– Меня не волнует, как он смотрит, – мне оставалось только надеяться, что в моем ледяном тоне не чувствуется фальши. – Главное, как я на него смотрю. А я не смотрю. Совсем. Понятно?
– Понятно, – вздохнула Эля, с непривычки теребя длинный локон сооруженной мной прически. – Только жалко… Все-все, молчу. И не смотри на меня так, а то и правда на монстра стала похожа. Пойдем лучше в ресторан, скоро конкурс начнется!
– Успеем, не горит, – раздосадованно буркнула я и подумала, что у девчонки как раз горит. Ей бы изнанку стриптиза показать: тесные прокуренные гримерки, пожизненная диета, синяки от объятий с шестом, которые можно замазать, только изведя килограмм пудры…
– Ника, идем, – потянула меня Эля. – Ты чего застыла? Идем же.