Тело угрозы

Правда, наряду с этой информацией в узком кругу циркулировал и слух, согласно которому оружие массового уничтожения вовсе не принадлежало алжирским боевикам, но лишь было отдано им на хранение подлинными его хозяевами – политическими наследниками теперь уже покойного саудовского миллионера, чье имя два десятка лет тому назад катилось по всему миру. Однако это, с точки зрения французов, ничего не меняло, поскольку, по их мнению, юридическое право собственности ничуть не помешает алжирцам использовать оружие, как только они решат, что удобный момент для этого наступил, а это могло произойти в любой миг. И вот по этой причине их полное участие в разоружении, а точнее – в первом его этапе, в залпе – могло состояться лишь после того, как угроза ядерной атаки через Средиземное море будет совершенно ликвидирована, ракеты захвачены по счету и по счету уничтожены, а точнее – смогут быть использованы в этом самом залпе – если, конечно, окажется, что они обладают необходимыми тактико-техническими данными. Потому что не исключалось, что они вообще могли оказаться тактическими, оружием ближнего боя, и для участия в расстреле Тела Угрозы совершенно не годились.

Но это все были, так сказать, цветочки, причем вполне доброкачественные, яркие и приятно пахнущие – поскольку, как известно, милые бранятся – только тешатся (чешутся – по другому варианту). И президент Российской Федерации не раз думал с некоторой досадой, что именно его стране союзники по разоружению подсунули самые проигрышные варианты, оставив себе – кроме НАТО – лишь Израиль, Южно-Африканскую Республику, Бразилию да еще Индию и Пакистан, с которыми в любом случае прийти к согласию было легче, чем с Ираном, Ираком, Северной Кореей и даже Китаем.

Не то чтобы Поднебесная была против: Пекин с самого начала согласился участвовать – на тех же основаниях, что США и Россия. Тут все было в порядке. Но от этой великой страны требовалось еще и повлиять на северокорейского соседа, с которым его еще с прошлых веков связывали особые отношения. Вот в этом вопросе китайцы проявили некоторую неуступчивость, которую, конечно, можно было понять, но нельзя – согласиться.

Позиция Северной Кореи была проста до примитивности: страна готова поступить со своим арсеналом как угодно – резать на куски, выстреливать в космос, утопить в Тихом океане, – но лишь после того, как будет наконец завершено десятилетиями тянущееся дело объединения двух корейских государств – причем на условиях, наиболее приближенных к выдвинутыми Пхеньяном, а не Сайгоном. Иными словами, великие державы должны были уговорить Юг сдаться Северу и за это получить ракеты Великих Вождей.

«У вас ведь Север одержал победу над Югом, – как-то раз заявил американскому тихому дипломату глава пхеньянского МИДа, – и мы хотим только повторить то, что тогда сделали вы, – тем более что в обоих случаях победу завоевывает более прогрессивный социальный строй».

Американцам осталось лишь пожать плечами и откровенно, хотя и негромко, сказать Москве, что решение этого вопроса целиком и полностью остается за Россией – ну и Китаем, разумеется, с которым Россия привыкла разговаривать куда больше, чем Вашингтон.

Тихие переговоры начались – и вскоре стало ясно, что Китаю выступать с таких позиций очень не хочется. В неофициальных разговорах пекинские дипломаты – и не только они – объяснили почему. Причина оказалась простейшей: китайцы искренне считали, что благом для Кореи станет именно объединение по северному варианту. Экономика Юга, уверяли они, от этого совершенно не пострадает, и при этом ссылались на пример своего Гонконга; что же касается порядка и полного сплочения нации, то как раз северный путь его и гарантирует. В конце концов, так аргументировали они, и сама КНР добилась очень больших, всему миру видных успехов в экономике, нимало не поступившись своей философией (это слово часто употребляли вместо «идеологии»). Отчего бы и восточному соседу Китая не поступить так же? Вот Россия поступила наоборот – и много ли она от этого выиграла? Прежде всего собственное распадение; не свидетельствует ли это о том, что такая линия поведения ведет именно к распаду, а отнюдь не к объединению и воссоединению?

Оппоненты из Москвы сослались на опыт Германии; ответ был: «Да, но это – Европа, а не Дальний Восток; вы сами прекрасно знаете, что мы и мыслим, и чувствуем иначе – да и вы, кстати сказать, тоже».

Переговоры эти напоминали жевание чуингама – челюсти работали усердно, но результатом были разве что пузыри. И никого почему-то не трогало, что время идет, Тело Угрозы приближается – а дело стоит. Вероятно, такое отношение тоже принадлежало к дальневосточным особенностям мировосприятия.

Дело осложнялось еще и тем, что численный и мегатонный размер северокорейского арсенала был известен достаточно приблизительно: разведкам работать в этой стране было нелегко.