— У меня нет такой информации. Когда-то, как и все мы, он был коммунистом, но, думаю, сегодня это неактуально.
— Может быть, вы оказались свидетелем его встреч или телефонных разговоров, которые показались вам необычными?
— Ничего такого я не замечал.
— Жаловался ли Яночкин на здоровье?
— Вы же понимаете, он не хотел на пенсию, поэтому держался очень стойко. Хотя, как я предполагаю, у него были проблемы с сердцем: я видел у него на столе нитроглицерин.
Второй сотрудник хозяйственного управления, представившийся Дмитрием Семеновичем Некрасовым, почти слово в слово повторил то же, что и первый. Он видел, как Яночкин ровно в шесть часов вечера покинул кабинет, который они с ним делили. Самому ему пришлось немного задержаться, поэтому он не видел, как Борис Павлович вышел из здания. И, конечно, никакого спиртного они на работе не держат — не то место.
Когда Сивцов отпустил Некрасова, он спросил Юрия:
— Ну что ты по этому поводу думаешь?
— Или они, действительно, ничего не знают, или хорошо проинструктированы.
— Вот и у меня такое же мнение, — согласился Анатолий и, подойдя к двери, пригласил Колобова.
Тот, в отличие от предыдущих допрашиваемых, попросил разрешения раздеться, тщательно причесался и сел на стул в ожидании беседы. Сивцов решил начать с вопроса, казалось бы, не имеющего прямого отношения к делу:
— Скажите, Сергей Сергеевич, почему Яночкина не отправили на пенсию, все же возраст у него довольно преклонный?
— Человек он заслуженный, исполнительный, да к тому же одинокий, — ответил тот, не раздумывая. — Честно говоря, я испытывал к нему жалость, хотя не раз подумывал, особенно в последнее время, о том, чтобы отправить Бориса Павловича на заслуженный отдых. Кстати, вы просили подготовить информацию о родственниках. Вы прекрасно понимаете, что при приеме на работу в нашем ведомстве тщательнейшим образом изучают биографию кандидата. У Яночкина был тесть-генерал, он служил в кремлевской охране, но давно умер, так же, как и его супруга. По их линии прямых родственников не осталось. А сам Борис Павлович воспитывался в детдоме, куда его подбросили во время голодного мора в тридцатые годы. Никаких сведений о его родителях нет. По поводу друзей ничего определенного сказать не могу. Но, по-моему, у него была только одна привязанность — его жена, Зинаида Трофимовна, царство ей небесное!
— Хорошо, а как вы объясните тот факт, что в крови Яночкина обнаружены следы алкоголя?
— Мне это абсолютно непонятно. Может быть, в последнее время он, как говорится, втихаря прикладывался к рюмке?
— Вы в тот день, позавчера, видели Яночкина?
— Честно говоря, я с ним давно не встречался. Вы же понимаете, у нас разный уровень.
— Как вы думаете, что могло привести его в тоннель?
— Этого я не знаю, так же, как и о ключе, который оказался у него. Вообще в таком возрасте с людьми могут происходить странности. Тем более, когда человек совсем одинок. Не зря говорится: чужая душа — потемки.
— А вы сами, Сергей Сергеевич, состоите в какой-нибудь партии? — задав этот вопрос, Сивцов внимательно посмотрел на собеседника.
Колобов, нисколько не смутившись, ответил:
— Нет, я политикой не занимаюсь, хватает других забот. К тому же это у нас не приветствуется.
На какое-то время в кабинете повисла тишина. Сивцов понял, что никакой другой информации от кремлевского начальника он не услышит, а Колобов, воспользовавшись моментом, попросил:
— Если вам тело Бориса Павловича уже без надобности, то… сами понимаете, нужно похоронить человека.
— Да, конечно, судмедэксперт закончил работу, — согласился Анатолий. — Кстати, где состоится панихида?
— Мы решили арендовать дом культуры на Красной Пресне, — отозвался Сергей Сергеевич. — Правда, думаю, людей будет немного. А погребение назначим на завтра. Похороним со всеми почестями. Ведь смерть в тоннеле вряд ли может опорочить Бориса Павловича. Он, между прочим, в молодости был героем!
— Да, я знаю, — сказал Сивцов. — Что ж, я вас больше не задерживаю, спасибо за сотрудничество.
Они попрощались как хорошо знакомые люди, и Колобов ушел.
Как только за ним закрылась дверь, зазвонил телефон. Анатолий выслушал собеседника, хмыкнул и положил трубку.
После недолгого раздумья он произнес, обращаясь не то к Юрию, не то к самому себе:
— Непонятно, где Яночкин мог выпить? Один или кто-то его угостил? И почему Колобов дважды подкинул нам одних и тех же людей — сначала в качестве понятых, а теперь как сослуживцев. Может быть, это его приближенные? — Анатолий взглянув, вспомнил о Куркове и обратился к нему: — Ты все же сходи на похороны. Попытайся узнать — были ли какие-то особые отношения у Сергея Сергеевича с Яночкиным?
Он опять углубился в мысли вслух: