Тело как феномен. Разговор с терапевтом

Блез Паскаль за свои неполные сорок лет, прожитые им в богатом на открытия XVII веке, помимо глубоких математических, философских и теологических исследований оставил человечеству физическое понятие о воздушном океане. Исследования воздушного давления, а также открытие гидростатического закона обессмертили его (паскаль, как всем известно, — единица измерения давления). Но давление — оно не только вне человека, в природе, но и в нем самом, то есть в природе человека, если угодно. Наше тело на 95 % состоит из воды. Все органы и системы организма функционируют в жидкой среде. Кровь, лимфа, спинномозговая, внутриклеточная и внеклеточная жидкости существуют в условиях, когда — внимание! — давление, прилагаемое к жидкости, передается ею во все стороны равномерно. Вам это ничего не напоминает? Так гласит закон Паскаля. Колебания атмосферного давления, бушующие вокруг нас циклоны и антициклоны — все это, конечно, каким-то образом должно быть в организме скомпенсировано — должна произойти адаптация к атмосферным возмущениям. И она происходит, как за счет упругости тканей, так и путем постоянной регуляции периферического сопротивления сосудов.

А теперь (да простит меня читатель, а тем более мои коллеги-врачи) разделим сугубо схематично, для упрощения, всю гипертонию на гипертонию химическую и физическую. Впрочем, нечего извиняться: суть действительно такова. Первая — химическая — связана главным образом с биохимическими процессами (адреналин, ренин-ангиотензин), вторая — с физикой наших тел: давлением, упругостью, сечением, сопротивлением и их регуляцией.

Так вот, странно или нет (скорее, это печально), но лекарства от гипертонической болезни (а они направлены на блокаду ее химических механизмов) одновременно рубят под корень и эту сложнейшую и изумительную по совершенству саморегуляцию. Гипертоник «физический», тот, например, у которого гипертония — следствие склероза, послушно пьет выписанные ему от повышенного давления «химические» лекарства, и… малейшие изменения погоды начинают заметно влиять на его самочувствие. Поэтому неудивительно, что именно после внедрения в широкую практику современных гипотензивных средств пошло гулять по свету понятие метеопатии — погодозависимых изменений здоровья, и все мы с завидным единодушием стали интересоваться «неблагоприятными днями» (гороскопы здесь, правда, в счет не идут).

И потому, подводя черту, поневоле подумаешь: а может ли фармакохимия помочь «уговорить принцессу» — извлечь гипертонию? Если, следуя мудрому призыву древних учиться у матушки-природы, взглянуть на мир тварей Божьих с точки зрения интересующей нас проблемы, то несложно убедиться: природа наградила такой «благодатью», как гипертоническая болезнь, единственно человеков. А отсюда вполне логичный вывод, вернее, вопрос: может быть, познав именно нашу человеческую природу, удастся найти выход из порочного круга — разрешить противоречие между «физикой» и «химией» гипертонии?

Но это уже совсем другая история.

Повышение давления — расплата за интеллект

Теперь в наших рассуждениях о гипертонии настало время определиться: что есть негипертония? Какова норма артериального давления для человека? И где та граница, перейдя которую кто-то оказывается, к своему несчастью, в числе упомянутых выше 5–10 % людей собственно гипертоников? Вот рекомендация Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ): диагноз гипертонической болезни устанавливать при стойком повышении давления более 160/90 мм ртутного столба. Стало быть, эти самые 160/90 и есть верхняя граница нормы. Но помилуйте! Если у вашего сына или дочери в 20–30-летнем возрасте вдруг выявят такие цифры артериального давления, то все всполошатся. И правильно сделают! Ибо с младых ногтей нам известно, что, как нормальная температура тела — 36,6, так и нормальное давление — 120/80. А с другой стороны, человека предпенсионного или пенсионного возраста те самые граничные 160/90, характеризующие его артериальное давление, встревожат вряд ли. И это тоже правильно.

Поэтому, полагаю, завышенные нормы ВОЗ не столько отражают реальность, сколько представляют попытку нащупать зыбкую границу между болезнью и неболезнью в ситуации (несвойственной остальному животному миру!), когда артериальное давление повышается с возрастом. Ведь верно: чем шире распространено явление в человеческой популяции, тем ближе оно смыкается с нормой. «В стране слепцов зрячий — урод». М-да, лукавая дама статистика!..

Чем же Homo sapiens так уж кардинально отличается от братьев меньших, рождающихся с таким же, как у него, биохимическим набором для реализации сосудодвигательных реакций? Почему с течением лет он обретает опасную тенденцию к артериальной гипертонии?

Однако самоочевидность этого детского рисунка дорогого стоит! Ведь когда мы размышляем о важном, то обыденные, привычные явления чаще всего в расчет не принимаем — они проходят мимо сознания, и тогда, противореча принципу Оккама, множатся «сущности лишние».