Тельняшка математика

После защиты Маркин торжественно заявил мне, что теперь бог его не Гермес, а Интеграл, и поскольку я один из пророков этого бога, то он хотел бы обязательно работать вместе со мной. И мы распределились в один институт.

Про Наташу примерно с год после того, как мы расстались, я ничего не слышал, может, не знал бы и дольше, если б не одна случайная встреча. Я возвращался с работы, когда в метро, на переходе, меня окликнула какая-то женщина. Была она модно одета, весьма хороша собой и на правой руке ее сияло толстенное обручальное кольцо.

– Простите, – сказал я, – не узнаю.

– Ну даешь! – воскликнула она. – Вспомни Углич.

Это была Наташина подруга Люба. Скороговоркой, взахлеб, она рассказала мне, что три месяца назад вышла замуж.

– Ох, Юра, какая же я счастливая! Тогда вам с Наташкой так завидовала, аж ревела однажды. А теперь вот сама летаю.

Потом долго говорила про мужа, преподавателя с их же факультета, какой он красивый, и добрый, и щедрый.

– Я с ним расцвела прямо. Раньше считала себя так, средней паршивости. А теперь, говорят, – ничего баба. Как ты считаешь?

Я поторопился согласиться. Мне очень хотелось спросить ее про Наташу, да как-то язык не поворачивался. Но Люба сама заговорила о ней.

– Господи, какая же я бессовестная! Совсем от своего счастья эгоисткой стала. Ох, Юра, как обидно, что у вас все так вышло. Такая парочка была – загляденье. А вот не судьба. Ты ее мужа-то видел?

– Нет, – соврал я.

А та встреча в соснячке встала перед глазами, будто вчера только было. И так же смутно стало сразу на душе.

– Не мужик – моль какая-то. Что в нем Наташа нашла? А ведь всю жизнь из-за него перекроила. Ты не знаешь?

– Нет.

– Она же из Москвы уехала. Как расписались, на заочный перешла и уехала. Не хотелось ей. Да и отделение пришлось сменить. Классическое на германское. Чтоб легче было.

Я вспомнил, как гордилась Наташа тем, что будет знать древние языки, как читала мне Гомера, и только плечами пожал. Странные же метаморфозы случаются с людьми. А Люба тем временем обрушивала на меня новый поток информации.

– Очень ей, говорю, не хотелось. Она его так уговаривала в Москву перебраться! Но он ни в какую. Он-то сам геолог, в Норильске работает. Уперся и все. Мол, деньги там большие, да и должность такую здесь не получишь. Ну вот, теперь она только на сессии и приезжает. Я ее летом видела. Замученная она какая-то, нерадостная, Юра, ей-богу! Он ее в коллекторы определил, а ей это совсем не по нутру. Хотела в школу пойти работать, да там учителей хватает, она, к тому же, еще без диплома. Ребенка она хотела – он против. Надо, говорит, года три, чтоб чувства свои проверить, чего спешить. А чувства, я так считаю, надо проверять до женитьбы. Верно, Юра?

– Не знаю.

Теперь мне хотелось скорее уйти и не слышать больше про Наташу. Надо же было все снова растравить! Люба, видимо, сама догадалась про это, посмотрела на свои золотые часики и всплеснула руками:

– Ох, затрепалась! А мой ненаглядный ужин скоро потребует. Ну, счастливо, Юра. Пусть у тебя все будет хорошо. Очень тебе желаю.

Она застучала каблучками. Я шел медленно, сразу навалилась такая усталость, будто целый день мешки таскал. О том, как мы расстались с Наташей, вспоминать не хотелось. А когда вставал в памяти Углич, потеря чувствовалась так остро, будто совсем свежая. Жалко было себя и Наташу. Я знал, что не создана она для того, чтобы быть коллектором при каком-то геологе. Знал, что она сама по себе человек. Обидно было, почему так неразумно распорядился случай ее жизнью, да и моей тоже.

И долго еще не шел из головы разговор с Любой. Впрочем, если быть до конца честным, то надо признаться, что о Наташе я никогда не забывал. Жил, работал, ходил к своим женщинам, потерявшим иллюзии, а потом, как бы мысленно обращался к ней: «Вот видишь, я теперь такой. Как тебе это нравится?»

Город Череповец

Слух о раннем отходе из Углича подтвердился. Начальство рассчитывало за двое суток сделать рывок и добраться до Шексны. Тогда мы могли пройти к Архангельску не Волго-Балтом, а коротким путем – Шексна – Сухона – Северная Двина. Главное, было побыстрее проскочить по Сухоне, пока она еще несет остатки паводка и не обнажились опасные жарким летом перекаты.

Нас разбудили в половине шестого. Я сразу бросился в Корожечну, надеясь, что это поможет отогнать сон. Но еще и сотни метров не отплыл, как повариха закричала с кормы:

– Вертайся скорее. Позавтракать не успеешь, снимаемся.

Ели наспех. Впрочем, из-за раннего подъема все жаловались, что и есть не хочется. Старпом и вовсе на завтрак не явился. Черный, опухший, с синяками в подглазьях, с ободранной щекой, он мотался по палубе, не находя себе места. Чувствовалось, что одно только у него желание – опохмелиться. Но на это нечего было рассчитывать. Предстоял многочасовой переход.

После завтрака, отозвав Герку, старпом спросил:

– Ты после бритья одеколонишься?

– Ага.

– Пузырек, небось, только почал?

– Самую малость.

– Дай мне!

Герка заржал:

– Лучше не брейся! У тебя руки пляшут. Изрежешься.

– Да нет, я внутрь.

– Паровозик гонять?

– А что? Компанию составишь?