Телепорт

Я резко отвернулся от Марка и обеими руками нажал на кнопки выключателей. Танцпол погрузился во мрак, свет теперь проникал лишь из-за двери патио. Я прыгнул Марку за спину – примерился еще до того, как выключил свет. Я схватил его за пояс и оторвал от пола. Он взмахнул руками, локтем ударил меня в глаз, но я, не отпуская его, прыгнул на смотровую площадку аэропорта Уилла Роджерса в шестидесяти милях к юго-западу от Стиллуотера. И лишь там выпустил Марка. Он отшатнулся от меня, изумленный внезапной переменой места и освещения, рухнул на колени и вытянул руки перед собой, чтобы окончательно не потерять равновесие. Но не успел еще он подняться и обернуться, как я уже был на прежнем месте – на танцполе.

Кто-то включил свет.

Милли в изумлении вытаращила глаза. Я ощупал свое лицо и поморщился. Милли приблизилась и запрокинула мне голову:

– Ой, здесь лед нужен! Где Марк?

Я огляделся по сторонам. Вокруг снова танцевали, и я решил не врать:

– Наверное, сбежал, когда свет погас.

– Он тебя ударил?

– Да, кажется, локтем задел.

Взяв под руку, Милли потащила меня на кухню. По дороге она то и дело оглядывалась, высматривая Марка. В прихожей мы наткнулись на Сисси: та разговаривала по телефону, зажав ухо ладонью, чтобы не мешал рев музыки. Она буквально орала в трубку:

– Где ты сейчас? Хорош врать! Ты был здесь минуту назад. Нет, я не приеду за тобой! Хочешь, чтобы я потащилась туда, где тебя быть не может? Не хочешь говорить правду – не надо. Да пошел ты! – Сисси швырнула трубку на базу и с решительным видом отправилась на танцпол.

Милли вскинула брови и улыбнулась:

– Похоже, Марк и ей врать начал. Что ты с ним сделал?

Я захлопал глазами, но промолчал.

На кухне Милли завернула кубики льда в полотенце и осторожно прижала к моему лицу. Больно! Только я не жаловался: процедура получилась очень приятной.

– Легче стало?

– Не особо, но лед не даст появиться синяку.

Милли засмеялась, и мы вернулись в патио со свежими напитками и льдом в полотенце. Чуть позже мы станцевали еще один медляк, затем Милли танцевала с Полом и еще с одним близким другом. Потом мы ушли.

– Я рада, что выбралась сюда, – сказала Милли в машине. – Прости, что с Марком так получилось.

– Ничего страшного. Я отлично провел время. Ничуть не жалею, что прилетел.

Милли посмотрела на меня поверх очков, вздохнула и снова сосредоточилась на дороге.

Мы проехали университет, и Милли притормозила у многоквартирного дома.

– Опа! А как же мой отель?

– Пустая трата денег. – Милли скупо улыбнулась.

– Деньги у меня есть.

Милли отключила зажигание, внимательно посмотрела вперед, потом повернулась ко мне.

– Я хочу, чтобы ты остановился у меня, – сказала она, отводя глаза.

– Ты уверена?

Милли кивнула.

– Ладно.

Милли снимала двухкомнатную квартиру, но не одна, а с подругой.

– Шерри уехала на выходные к родителям в Талсу, – ответила Милли, когда я спросил, где та девушка.

Я бросил сумку на диван и сел. Комнату оккупировали горшечные растения – висячие, на подставках, на полу. Диванчик, кофейный столик и большое плетеное кресло стояли словно в джунглях. Откинувшись на спинку дивана, я разглядывал большое растение с ветвями как у пальмы, стоящее в глиняном горшке у меня над головой. Сердце бешено стучало.

– Как называется вон то горшечное дамоклово растение?

Милли как раз успела убрать наши куртки.

– Это нефролепис бостонский, в подвесном горшке его не разместишь.

– Моя мама разводила такие цветы, но названия я не знал.

Нахлынули мрачные воспоминания: папа хватает цветок за цветком и бьет горшки о плитку патио, а мальчик забился в угол и плачет, потому что мама уехала от него.

– Хочешь выпить?

Во рту у меня вдруг пересохло. А может, давно пересохло, но заметил я только сейчас.

– Воды, пожалуйста. И побольше.

Милли принесла полулитровый стакан воды со льдом. Я залпом выпил половину, заморозив горло так, что оно заболело.

– Ты пить хотел.

– Ага.

Милли села на диванчик, но на спинку не откинулась. Совсем как птичка, которая вот-вот упорхнет.

– Миллисент, а мы не зря это затеяли?

– Я слишком напориста? – Она потупилась. – Кажется, ты обвинял меня в сексизме.

Я вспомнил, как на вечеринке Милли чихвостила Пола, и улыбнулся:

– Нет, дело не в этом. Напор мне нравится. И ты нравишься. Просто я нервничаю и еще… Хочу кое в чем тебе признаться.

– Только не говори, что у тебя герпес! – Милли слегка отодвинулась от меня.

Я вытаращил глаза и покраснел:

– Нет. – Я понизил голос, уперся локтями в колени и уставился на пол. – Я девственник! – пролепетал я.

– Кто ты? Я не расслышала?

– Девственник! Поняла?

Милли вздрогнула, и я понял, что орал на нее.

– Извини.

Я снова уставился на пол; уши горели все сильнее. Милли села иначе. Искоса глянув на нее, я увидел, что она прислонилась к спинке дивана и смотрит на меня с открытым ртом.

– Ты ведь шутишь?

Я в очередной раз потупился и покачал головой, чувствуя себя жалким ничтожеством.

– Сколько тебе лет?

– Ты же знаешь. Восемнадцать лет и два месяца. Мы же вместе отмечали мое восемнадцатилетие, помнишь?