Техник – ас

Прошла неделя. Я почти всё время сидел в землянке, выходя лишь по нужде. К самолёту, когда я сказал, что нужно уже сейчас начать разбирать его на части, меня не пустили. Наконец в землянку вошёл командир отряда Фёдор Антонович Чухрай.

— Вот, читай, — он протянул мне листок, — Пришла радиограмма с той стороны. Сегодня решится твоя судьба. Ты ежели чего рассказать хочешь, то говори сейчас. Потом поздно будет.

Я взял листок. «Обеспечить приёмку самолёта. Сигналы прежние. На самолёте прибудут люди, способные опознать вашего Гостя. Обеспечить целостность и сохранность как Гостя, так и объекта.»

— Я всё, что мог, уже сказал, остальное скажу вот им, — я кивнул на листок с радиограммой.

Борт с Большой земли встречали ночью. На расчищенной от снега глади озера разложили кучи хвороста, которые зажгли, заслышав в небе гул моторов транспортника. Едва Ли-2 коснулся шасси поверхности, как костры тут же засыпали снегом. Я стоял рядом с командиром отряда и комиссаром и ждал, пока транспортник зарулит в нашу сторону. Вот наконец моторы смолкли и сбоку открылась дверца, из которой тут же выпрыгнула фигура человека. Было что-то неуловимо знакомое в его походке.

— Пума! — закричал я, — Рита!

Девушка чуть замедлилась вглядываясь, а потом бросилась ко мне.

— Илья! Живой! А я знала! Я верила! — Рита не стесняясь присутствовавших порывисто обняла меня. Впрочем она быстро взяла себя в руки поняла, — Извините, товарищи! Я младший лейтенант (во, как!) госбезопасности Гнатюк. Это действительно гвардии майор Копьёв. Личность его подтверждаю.

— В радиограмме было указано, что прибудут двое, чтобы подтвердить личность, — командир отряда пришёл в себя от созерцания такой встречи.

— Так точно, — ответила Рита, — Второй вот, уже идёт.

Я обернулся и увидел спешащего к нам….Кузьмича.

— Здравия желаю, товарищи! Я старшина Федянин! — Кузьмич откозырял присутствующим, — Здорово, командир! — он не стесняясь посторонних заключил меня в свои медвежьи объятия.

— Здорово, Кузьмич! — я обнял в ответ близкого мне человека и слёзы предательски потекли из глаз. И, конечно, я не мог не сказать следующую фразу, едва освободился от объятий, — Во, Кузьмич, принимай аппарат. Махнул не глядя! — я указал рукой на укрытый лапником «мессер».

Эпилог

Маленький, почти игрушечный паровозик тащил такие же маленькие пассажирские вагончики, петляя среди живописных уральских гор. Да, места здесь и правда красивейшие. Я невольно залюбовался медленно проплывающим за окном пейзажем и как-то незаметно для себя погрузился в воспоминания.

Тогда, в партизанском отряде, от Риты я узнал, что детей из лагеря благополучно смогли вывезти в брянские леса и уже оттуда, самолётами, переправили через линию фронта. Все бывшие «дружинники» во главе со старшиной Плужниковым остались с партизанами и о их дальнейшей судьбе ничего не известно.

Немецкий самолёт мы всё же смогли вывезти из-за линии фронта. Две недели потребовалось нам и присланным после первого же рейса транспортника в тыл пяти техникам, чтобы разобрать его на части. Первым рейсом мы отправили один из двигателей, который сняли вместе с Кузьмичём и помощниками из числа партизан. Ох и намучились мы с ним и с разборкой и с погрузкой. Зато потом началось форменное светопредставление. Обратно ЛИ-2 привёз и техников и взвод вооружённых до зубов бойцов. По повадкам форменные волкодавы, что подтвердила Рита. Так же прибыл фотограф, который тщательно фотографировал каждый этап работ. И каждый следующий рейс нам перебрасывали подкрепление. По моим прикидкам ни как не меньше батальона с парой пулемётов ДШК и миномётной батареей. Партизаны слегка обалдели от такого авангардизма командования. Зато прониклись важностью момента и с ещё большим энтузиазмом помогали нам.

С последним рейсом меня вежливо, но достаточно убедительно посадили в самолёт вместе с техниками, Кузьмичём, Ритой и тремя бойцами в качестве конвоя. Нет, я не питал особых иллюзий и, в принципе, знал, что последует далее.

Арестовали меня едва открылась дверца севшего в Москве на Центральном аэродроме самолёта. А потом были три месяца, проведённых в камере во внутренней тюрьме на площади Дзержинского. В первый же день я попросил побольше бумаги и самым тщательным образом, вспоминая даже малейшие детали, описал всё, что со мной происходило с момента того самого крайнего вылета на сопровождение транспортника с пленённым Гудерианом и до момента ареста на аэродроме. А потом были допросы почти каждый день и, иногда, и ночью. Нет, методов физического воздействия ко мне не применяли, но постоянно пытались поймать на мелочах. Спрашивали, встречался ли я с Власовым или с кем-либо из других предателей, были ли встречи и беседы с другими представителями немецкого командования, кроме майора Ноймана. Много вопросов было касаемо «Русской Дружины» и старшины Плужникова.