Тэянг

Остаток пути мы провели в уютном молчании. За окном проносились бесконечные поля – надо же, как далеко от Сеула меня забросило! Иногда Пак открывал окно, начинал выдувать в него пар из вейпа, и в эти моменты казался мне крутым, как кинозвезда.

– Я не понимаю, с чего ко мне вернулся не только мой голос, но и дар Лиса тоже, – пробормотал я, когда мы въехали в Сеул. – Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Просто ты счастливчик, Ли Син Хён, – наставительно сказал Пак. – Я, кстати, правда верю, что твой отец о тебе услышит. Надеюсь, он стал бомжом, пьет и, возможно, в тюрьме.

– Ты такой злобный, – фыркнул я, хотя сердце у меня пело от радости.

Он был на моей стороне.

Приехали мы, как ни странно, не в учебный центр. Пак бросил машину около роскошной многоэтажки со стеклянными стенами и с суровым видом набрал несколько цифр на домофоне у ворот.

– У двери оставьте! – рявкнул из динамика знакомый голос, далее писк сброшенной связи.

Пак набрал те же цифры снова и угрожающе сказал:

– Линхо, открывай.

– Пошел ты!

– Я не один.

– И кто там у тебя? Стриптизерша? Сейчас только три часа!

Пак закатил глаза:

– Если тебе нужна стриптизерша, тебе придется оторвать свой тощий зад от дивана и пойти посмотреть на нее где-нибудь еще. Пусти, поговорить надо.

Коробочка домофона помолчала, потом калитка звякнула, открываясь. Мы прошли через двор жилого комплекса, где каждую травинку явно постригал садовник, причем каждый день. Поднялись на тридцатый этаж (тридцатый, представляете? Я в жизни так высоко не бывал!).

На этаже была всего одна дверь, к ней вел коридор, увешанный картинами. Я даже потрогал одну: не плакат, реально написана красками. С ума сойти! Пак прошел мимо картин, даже не взглянув, и начал звонить в дверь, ни на секунду не убирая палец с кнопки звонка.

Дверь распахнулась, и одетый в спортивный костюм Линхо выпалил: «Эй! Вы кто вообще? Я друга жду! – Потом он перевел взгляд на меня и удивленно охнул. – Хён?! Заходи. Умоляю, скажи, что к тебе вернулся голос. А это что, твой приятель?»

Стоп. Если Линхо не узнал Пака, получается, что…

– Ты тоже видишь его настоящим? – выдохнул я.

Линхо присмотрелся к Паку:

– Не знаю я твоего дружка, пусть или заходит, или в машине ждет. Сейчас еще Пак придет, если в лифте не застрял.

Пак сложил на груди руки. Очки он так и не снял, но даже так я увидел, как он напрягся: челюсти сжались, ноздри вздрогнули.

– Линхо, это я. Не спрашивай, долгая история.

Линхо ошарашенно уставился на него:

– Ты не Пак.

– Ну, может, еще раз подумаешь?

– Голос вроде похож… По росту – Пак, стрижка как у Пака, но вот лицо у тебя, приятель, прямо скажем, не тот уровень.

Пак снял очки. Линхо моргнул. Потом заморгал чаще.

– Пак?! – хрипло спросил он. – Что за фигня?

Вместо ответа Пак протиснулся в квартиру.

– Он тебя тоже видит?! – выдохнул я, бросаясь вслед за Паком. – Ты нашел Лиса?

– Позже поговорим, – отмахнулся он.

От мыслей о том, что сделал Пак, меня отвлекали интерьеры, через которые мы шли: такие квартиры показывают в журналах про дизайн, но я не думал, что они в самом деле существуют. Везде какие-то инсталляции, странные светильники, в гостиной – гигантская пластиковая статуя Микки-Мауса и диван в виде огромного ананаса.

Линхо упал на диван, утонув в нем, и бросил на ковер джойстик от приставки.

– То, что ты наконец отыскал нашего молчуна, не значит, что продюсер с распростертыми объятиями примет нас обратно. Сам видел, как он психанул, – сказал Линхо, разглядывая Пака.

– «Наконец»? – переспросил я, и Линхо закатил глаза, раскинув руки по спинке своего ананасного дивана.

– Парни, давайте-ка синхронизируемся. Нас всех выпихнули по домам, и я уже третью неделю играю в гонки, Пак искал тебя, проверяя по хештегу с твоим именем, не видел ли тебя кто-нибудь из фанатов. Откуда я это знаю? Он меня просил помочь, как будто считал, что мне есть дело, куда ты провалился. Теперь ты, Хён. Где ты так отвратительно загорел, на море лечился?

– Выращивал томаты, – вздохнул я, решив, что отныне буду говорить только правду и хоть так удержусь на праведном пути.

– Надеюсь, это шутка. Ладно, петь можешь или тебе пока нельзя?

Я пропел пару строчек. Линхо тихо застонал:

– У меня к тебе ненависть с первого звука. Зря ты, конечно, с нами связался – мы неудачники номер один корейской эстрады, надо было тебе сольную карьеру строить.

– А Джо чем занят? – спросил Пак, опускаясь в дизайнерское кресло, похожее на груду мягких серых камней.

Я садиться не стал – все утро в этой одежде на томатном поле работал, не хватало еще усыпать землей какой-нибудь крутой стул за миллион вон.

– Пару раз я ему звонил, а он то в спортзале, то в кафе. Голос подозрительно довольный. Ладно, Пак, чего пришел?

– Хочу вернуть «Тэянг» в игру. – Пак посмотрел на нас, и я поежился: все-таки глаза у него остались те же, и взгляд тот же самый, ради которого я снова и снова отматывал клип назад. – Да, я знаю, все от нас отвернулись, но…

– Фанаты! – перебил я. – Фанаты вас очень любят.

Линхо презрительно фыркнул: