Это был первый раз, когда в мою сторону никто не взглянул. Из музыкальной, радостной гостиной я будто шагнула в угли, посреди которых прыгала печеная картошка. На лоджии спорили, громко и свирепо. Я сразу захотела уйти, но испугалась, что кто-нибудь заметит мое странное поведение. Я встала в угол, закурила и начала вслушиваться в звуки, стреляющие из шести ртов.
Я удивилась, когда поняла, что все шестеро — на одной стороне. Я распознала в их голосах возбуждение и такую сильную радость, что ее было легко спутать с яростью.
Да он вообще не знает свой народ!
А что нужно народу? Самому решать, как жить, вот и все!
И это, Алеша, называется честные выборы и отмена фальсификаций!
Кто-то сказал про «другого Алешу», что-то, видимо, шуточное. Все спорящие-не-спорящие засмеялись, я как раз докурила и, не присоединившись к разговору, не успокоившись, зашла обратно в гостиную. Там больше не пели, Виталик куда-то ушел, и большой комок людей, налипших на гитару, теперь разбился на комочки поменьше. Я заметила знакомую девушку из числа тех, кто заходил к Саше и ее соседкам. Привет, Ир, сказала я и села рядом. Ира повернулась ко мне, кивнула и продолжила разговор. Напротив нее были три парня, спокойнее тех, что так и остались кричать на лоджии.
Ну, слушай, сегодня сто тысяч, а завтра миллион… Так что, думаю, это все не зря по-любому.
Что-то я сомневаюсь насчет ста тысяч… вроде бы шестьдесят.
А это мало, что ли? Ты же сама была там?
Была.
Почувствовала?
Ну… да, почувствовала.
Я вытащила телефон из кармана, будто мне кто-то написал, и вышла из комнаты так быстро, чтобы стало ясно: ситуация из телефона — экстренная. Пошла прочь от света и оказалась в коридоре. Его темнота была полупрозрачной, просматривались дверные прямоугольники.
Я толкнула первую дверь и увидела несколько человек, стоявших вокруг большого деревянного стола. Горела только маленькая тусклая лампа. Худая девчонка согнулась над столом и быстро стучала по нему пластиковой картой, будто нарезая что-то. Все остальные молча смотрели. Передо мной возникло тело. Не надо тебе сюда, сказало оно. Кажется, голос был мужским или каким-то средним. Рука мягко нажала мне на верхнюю часть груди, я сделала шаг назад, и дверь закрылась.
Появилось чувство, будто за спиной кто-то стоит. Так бывало, когда я шла к общежитию поздно вечером. Я услышала частый стук из своей же груди. Пошла к свету и попала в просторную кухню, типа Вериной. Там было человек пятнадцать или больше, и все незнакомые. Где же Вера? В кухне слушали музыку без слов, кажется, она называлась техно, или в тот момент я думала, что оно так должно звучать. Сидели на диване, стульях, подоконнике и полу. Я встала у стены, закрыла глаза и вжала живот так, будто в него влетел кулак. Позвоночник прилип к стене, я проверяла, чтобы плечи давили в стену, чтобы лопатки давили в стену, чтобы поясница давила в стену… Стук в груди стал затихать. Я открыла глаза и увидела пустую табуретку возле стола. Оттащила себя к ней и опустилась. Я не собиралась напиваться, потому что впереди была зачетная неделя, все еще продолжалась моя эффективная жизнь, которую нельзя было прерывать. Так что я решила выпить совсем немного, чтобы только расслабиться. Рядом с моим локтем стоял затроганный стакан с мутными краями и красным пятном на дне. Я налила в него вина до половины и выпила большими глотками. Осмотрелась.
Волшебная все-таки партия. Объединила всех…
Против себя!
Они опять смеялись, но мне уже стало легче. Я решила посидеть в темноте и вернулась в тот же коридор. Там я открыла новую дверь и вошла в спальню, освещенную ржавым уличным фонарем. Задернула шторы и легла на край кровати, которая была размером с кухню в доме моих родителей. Взяла телефон и сощурилась: когда мне было страшно или я уставала, свет пролезал мне прямо в мозг и начинал колоться. Все московские друзья постили фотографии с толпами и флагами, с молодыми красивыми мужчинами на сцене. У железноводских все было как обычно. Я открыла чат с Сережей, он был онлайн.
приветик) слу, а у вас не было митингов?
привет, зая! каких митингов
ну за честные выборы
так прошли вроде выборы
ну да, теперь требуют отменить и провести, типа, честные)
а, блин. у нас все норм, никто такой херней не страдает. и ты не страдай, зая
хорошо
люблю. прости, побежал
давай, целую