Киваю молча. Больше Гром вопросов не задает. С Авдеевым у нас договор, как только Ларе станет лучше, он приедет в Москву. Я могу его понять, за Катю я любого голыми руками разорву, в порошок сотру, разве могу я лишить подобного удовольствия друга? Почти две недели я гоняю Азариных с одного места в другое, следую за ними тенью. Пусть прочувствую на себе тот ужас, через который прошла Аронова. Пусть каждую ночь боятся закрывать глаза с мыслями о том, что утром могут не проснуться. Я подожду, четыре года я ждал подходящего момента.
Расправиться с подонками – дело чести и жаль, что я не сделал этого раньше. Тот день навсегда отпечатался в моей памяти. Вид Лары привел бы в ужас любого нормального человека, то, что они с ней сделали… Я нашел ее лишь на следующий день после полученного сообщения. Прорваться в дом Азариных было не просто, пришлось обращаться за помощью к отцу, хоть и не любил я это дело, но выхода не было. Готов был глотки перегрызть тварям, что сотворили с ней такое, нашел ее в комнате голую, в крови и практически без сознания. Первой мыслью было отдать приказ и положить всех нахрен прямо там, отец остановил, а я позволил себя остановить. Мне бы не спустили с рук бойню в доме Азариных из-за какой-то девки, пусть даже дочери Аронова. Она была невестой Рустама, этим все было сказано. Она принадлежала ему. Единственное, что я мог сделать для нее — забрать ее из рук этих тварей и сохранить ее наследство, которое в скором времени она отдала мне, я даже не знал ничего, пока не получил на руки документы.
Ее сломали, несколько раз она порывалась уйти из жизни и каждый раз я вытаскивал ее с того света, вставляя мозги на место, в последствии взяв с нее обещание жить ради меня. Больше она попыток не предпринимала. Я ненавидел себя за то, что не растоптал Азариных, не пристрелил каждого из них. Я поступил по нашим законам вместо того, чтобы послать все к Дьяволу и закопать всех в том доме. Второй раз я так не облажаюсь, они подохнут, но сначала побудут в шкуре дичи, скрывающейся от охотников.
— Какого хрена? — очередной рык Громы возвращает меня в реальность. Перевожу непонимающий взгляд на друга, пока тот упорно таращится в телефон. — Полюбуйся, — усмехается и протягивает мне телефон. На экране запись с камер, выходящих за пределы ворот. Несколько черных джипов скопились в ряд прямо перед железными воротами. Демьян! Какого хрена она здесь делает? Двое его прихвостней тем временем что-то возбужденно объясняли охране.
—Пропусти, — дает разрешение Гром и кортеж въезжает на территорию особняка.
Спустя минуту в помещении появляется Воронцов. Неизменно в компании своих моделек в белых костюмах. Никогда не понимал, что это за пунктик. Сначала у отца, потом у сына. Но надо признать, парни его наводят ужас лишь при одном упоминании о них. Увидеть поблизости кого-то из них означает одно — приговор.
—Что даже не обнимешь? — усмехается.
—Какого лешего ты здесь забыл? — его вообще не должно быть в стране, насколько я помню. Изворотливый черт, никогда не знаешь, где и когда он появится.
— Где твои манеры, Демин, хоть бы чаю предложил.
—Кончай ломать комедию, Граф, какими судьбами? — начинаю терять терпение. Он последний человек, которого я ожидал сегодня увидеть, и он явно не просто в гости заехал.
— Какими судьбами, спрашиваешь? — вздыхает и садится в кресло, закинув одну ногу поверх другой. — Можешь объяснишь, почему я только сейчас узнаю о твоих проблемах с Азариным?
—Считаешь, я должен отчитываться перед тобой? — усмехаюсь, и сажусь напротив него.
— Скажи, мне, Демин, вам гордость не позволяет обратиться ко мне за помощью? Когда до вас уже дойдет, что мы — одна семья. Почему о конфликте четырехлетней давности я узнаю только сейчас? Допустим, что тогда вы обошлись малой кровью, но сейчас, ты мог прийти ко мне, зачем весь этот цирк с СИЗО? Мне кажется, Воронцовы ясно дали понять, что на вашу власть мы не претендуем.
—За помощью? — рявкаю. Он в своем уме вообще? — На тебя только за последние два месяца было совершено шесть покушений. И я не помню, чтобы ты пришел ко мне за помощью.
— Все, кто на меня покушался, уже кормят рыб, — отвечает он с довольной ухмылкой на физиономии. О, в этом я не сомневаюсь, даже я его опасаюсь, чего греха таить, нужно быть слишком самоуверенным или слишком тупым, чтобы покушаться на Графа. Он с лихвой оправдал перешедшее к нему от отца прозвище, Алексей Воронцов славился своей жестокостью и принципами, Демьян же, превзошел отца.
— Это не твоя война, Демьян, тебе нечего здесь делать.
— Мое, если дело касается семьи. Хочешь ты этого или нет, я вмешаюсь, будешь перечить, я положу их раньше времени. Я знаю, почему ты медлишь, хочешь, чтобы они обосрались от страха, так вот, подумай головой, Макс, что будет с Азариными, когда они поймут, что за ними охочусь я.
— У тебя и так мишень на спине, хочешь еще? Твое вмешательство не останется незамеченным.