– Понимаю, понимаю, – перебил Иван Еремеевич. – Во-первых, загружены наши преподаватели. И потом... хочется же, чтобы кружок вел человек, видящий в литературе красоту! Не только, знаете ли, то или иное содержание. Словом, человек с любовью к художеству... Вот вы на память читаете прозаическое произведение. Это...
– Это моя профессия, – произнес Глеб Анисимович со строгим достоинством. – Я знаю на память сотни страниц прозы – по роду профессии, Иван Еремеевич. – Он как бы не допускал удивления тем, что в порядке вещей. – Но... отпираться не стану – люблю литературу.
– Что и требуется, – сказал директор. – Так берете литкружок? Я бы, знаете, начал на вашем месте с конкурса... ну, там с конкурса на лучшее стихотворение. Выявил бы виршеплетов – такие, конечно, найдутся – и вообще неравнодушных. Образовалось бы ядро, а вокруг ядра... – Он прервал себя, как бы не желая в фантазиях чересчур высоко залетать. – Так беретесь?
Глеб Анисимович отвечал степенно:
– Ваша идея с конкурсом мне нравится. Ваше предложение принимаю с одной только оговоркой: не позволю никому, и для начала вам, именовать литературный кружок литкружком. Это звучит для моего уха так же уродливо, если угодно – уничижительно, как «Сикстинка», «Третьяковка» или... что-либо подобное.
– Согласен на эту поправку, – сказал, улыбаясь, директор. – Принимайтесь, Глеб Анисимович. – И, встав из-за стола, круто повернулся к Тушнову: – Ну, что ты еще понял насчет нашего времени?
– В наше время... нельзя без причины рукам волю давать, – с запинкой ответил Васька.
– Ну, куда ни шло. Хоть так. Запомни крепко! – После чего Тушнов был, наконец, отпущен и вслед за Глебом Анисимовичем покинул кабинет.
Вот что предшествовало объявлению по школьному радио, которое среди других услышал Виктор Громада. Объявление было короткое:
– Сегодня у нас в школе состоится конкурс! Это будет конкурс поэтов нашей школы на лучшее стихотворение и конкурс чтецов на лучшее исполнение какого-либо стихотворения... – диктор помешкал, – ...можно не своего. Лучшие стихи будут помещены в общешкольной стенгазете и переданы по нашему радио в исполнении авторов. Лучшие чтецы также выступят у нас перед микрофоном. Утверждено жюри конкурса...
Это известие свалилось на Виктора Громаду посредине его разговора с Женей Старковым. Разговор был самый откровенный из всех, какие когда-либо затевал Виктор, а Женька вел его как обыкновенный, «нормальный», ничем особенно не замечательный.
III
– Понимаешь, Женька, я написал... Конечно, в шестнадцать лет все стихи пишут, я знаю... Но, в общем, я, по-моему, написал настоящие стихи... Хотя, вполне возможно, это ерунда. Ну, бумагомарание, помешательство на почве весны и ж-жалкие потуги... Черт его знает. Все-таки получилось, кажется, очень здорово! Но...
– Стоп. Прочти, – сказал Старков.
– Я потом прочту... Тут шумят...
Действительно, все, для кого, как для них, пятый урок был последним, лавиной неслись вниз. Но Старкову это не мешало. Притиснутый к перилам эскалатора, он мог читать учебник, во время объяснений учителя – решать шахматный этюд, а дома – спать, когда рядом беседуют мать с отцом и теткой и по радио транслируют симфонический концерт по чьим-то заявкам. Женька везде делал что хотел.
– Прочитать бы мне, Жень, эти стихи перед большим залом, – мечтательно продолжал вполголоса Виктор.
– В Лужниках, в Колонном? – спросил Старков.
– Допустим, в Колонном – там же бывают вечера поэзии? И, значит, когда прочту, когда... – Виктор запнулся, – одобрят...
– ...и стихнут аплодисменты, прерываемые криками «Ура!», «Бис!», «Вперед!», «Вот дает!..»
– Да... Тогда пройти мимо Инки Петровой и так, знаешь, на ходу ей сказать: «Тебе посвящается...»
– Ого! – сказал Старков как-то неопределенно.
– Думаешь, не бывать этому? – спросил Виктор, вдруг сникая и чувствуя изнеможение после своей откровенности.
– Чему? Тому, что ты прочтешь когда-нибудь свои стихи перед большим залом? По-моему, это вполне возможно.
– Правда, Женьк?!
– Другое дело, – продолжал Старков, – как там окажется Инка? На вечере поэзии.
– А что?.. – осведомился Виктор с острым интересом, ожидая услышать что-либо об Инне.
– Ничего, – ответил Старков. – Предупредишь меня за неделю – я ее приведу. Не забудь: за неделю до вечера в Колонном, – повторил он деловито.
И оба рассмеялись, одновременно стукнув кулаком по плечу один другого.
Тут они и услышали объявление по школьному радио. После слов «конкурс начнется ровно через час, в зале» Старков сейчас же сказал:
– Может, сперва в этом зале прочтешь? Недолго ждать, недалеко ходить. И к тому же... почти наверняка Инка здесь окажется.
– Ты думаешь?
– Забежит на огонек.
– Значит, читать, Жень? – спросил Виктор с волнением, ожидая сейчас от Старкова и более решительного, и более заинтересованного тона.
– А чего ж? – сказал Старков. – Сходим только пока что в буфет, если открыт. Если закрыт, домой придется сбегать.
И хотя, не отвечая настроению Виктора, эти слова чем-то его разочаровали, они в то же время подействовали на него успокоительно.