Тебе и Огню

 - Не урод, так уродец... Вы же кроме собственного носа ничего не видите! А мир полон людей, сильных и слабых, молодых и старых, толстых и худых...

 - Да знаю я, знаю... Мы ведь и хотели указать...

 - ...голодных детей...

 - У нас была надежда...

 - Мостить дорогу благими намерениями...

 Лена вдруг становится беспощадной. С ней такое случается. Её вдруг прорывает. Одно дело слушать меня и записывать и совсем другое - осознавать и жить моими заботами. И осмеливаться судить.

 Лена - смелая! Она тоже судит! И неё тоже блестят глаза.

 - Лен, остынь, - прошу я. - Я, горбатый, знаю, что я горбат. Пощади, плз... Мы же...

 Вдруг звонок...

 - Да, - говорит Лена, - выезжаем... Да, всё готово... Да, он готов... Он думает...

 Она слушает и только смотрит на меня.

 - Да, - улыбается она, кивнув, - он давно готов.

 Дождь - как из ведра! Куда в такой дождь?

 - Собирайся, - говорит Лена.

 - Посмотри в окно. Мы остаемся!

 Лена тотчас соглашается - остаёмся! Не знаю, чему она так рада.

 - Хорошо, - говорит она ещё через час, - так что там наш Жора?

 Ну и дождяра! И ветер, и ветрище какой...

 - Чайку хочешь? - спрашивает Лена.

 Штормовое предупреждение - как оправдание нашего уединения. Мы остаёмся!

 - Жалюзи надо бы закрыть...

 Какое, к чёрту, «выезжаем»!

 - Так что там наш Жора со своим Иудой, - спрашивает Лена, - давай, рассказывай...

 - Я только дымоход закрою, - говорю я.

 Вот и свет отключили...

 - И вот Жору, - говорю я, - оседлавшего, так сказать, крест, как мустанга, удалось-таки установить вертикально. Крепенько! Многие пытались пошатнуть крест - проба на прочность - пинали его и ногой, и плечом, натужно, даже принесли шест какой-то, чтобы раскачать - ни-ни. Крепко впечатали. Основание утрамбовали камнями и залили цементным раствором - так надёжнее! Всё это время Жора рвался подсказывать, поправлять, что-то выкрикивал... Даже негодовал.

 ОТСЮДА - ЖОРИН КЛОН!!!

 Мне бы тоже было любопытно посмотреть на себя со стороны, поучаствовать в собственном распятии... Не распятии, конечно! Но в чём-то таком... В каком-то экстриме с сумасшедшинками...Чтобы дух захватывало! Не знаю, не знаю... В этом есть какой-то изысканный мазохизмчик... Да-да, какая-то щемящая изюминка... Надо же было столько лет жизни строить эту Пирамиду... на песке! чтобы в самом конце устроить Жоре Голгофу! Что, жизнь - коту под хвост?! И не одну жизнь!

 - Такое бывает, - говорю я, - жертвы неизбежны.

 Эти жертвы ещё наддадут мне жару.

 - Хорошо, - говорит Лена, - ты вот что ещё мне скажи...

 Она усаживается в кресле поудобней, в ожидании новых подробностей.

 - Вот Тина, - говорит она, - я до сих пор не могу взять в толк...

 Теперь Лена задумывается, барабанит своими пальчиками по подлокотнику кресла. Сигарета в другой руке.

 - Тина, - произношу я. - Хорошо что напомнила! Тина...

 - Что, если бы Жоре, - говорит Лена, - удалось убедить Тину в том, что...

 - В чём?

 Жора никогда не стал бы убеждать Тину делать то, в чём сам не был уверен.

 - Рест, - говорит вдруг Лена, прервав мои мысли о Тине, - а скажи - случись вот вдруг чудо и ты вместе с Жорой и с Натой, и с Юлей... И со Стасом, с Витом и Лёсиком, и с тем же Ушковым... со всеми вашими... вот вдруг! И теперь с Тиной... Как с новым качеством, что ли... Вы снова молоды и здоровы, и у вас теперь очевидные преимущества, и Тина, и теперь с вами Тина...

 - Так не бывает, - говорю я.

 - И всё-таки! Вдруг вот... как чудо: Тина с вами! Вы бы...

 - Так не бывает...

 - Рест, ты совсем плох. «Не бывает, не бывает...». Заладил... Ну, а вдруг! Ты бы...

 Представляю, какая у меня кислая рожа. Да какое там чудо! Нет-нет... Чудес не быват!

 - Так не бывает, - почти неслышно повторяю я ещё раз.

 - Рест, а? А?

 - «Как не бывает в мире чёрных чаек», - теперь уверенно говорю я. Эта Тинина строчка - как приговор любому чуду.

 Но если бы вдруг... С Тиной?.. С Тиной!..

 Тине я сейчас даю передышку. Пусть она сперва реализует свою давнюю мечту. У неё, я знаю, в планах высшего порядка - паломничество в Тибет. Эта её крылатость... Да-да, я надеюсь, ей удастся именно там, в Тибете, по-настоящему и взаправду оторваться от земли. «Что ты умеешь?». «Любить... шептать песни... эээ...». Эта её крылатость...

 - Рест, о чём ты думаешь?

 Я слышу: «Ты мне пишешь, что колокола С намолённых за звон колоколен Обучались уменью летать...»

 Эта её крылатость! Летающие и звонящие на весь свет колокола...

 - О чайках, - говорю я.

 ...Обучались летать

 У монашеской стаи вороньей.

 - О черных чайках, - говорю я, - и о белых воронах...

 - И что же, - говорит Лена, - вы взвалили бы снова вашу Пирамиду на свои плечи? С Тиной?

 - С Тиной?

 Говоришь, что с моей головы

 Ни один не обрушится волос

 Говоришь - приезжай.

 Не тяни...

 - Что у тебя с голосом? - спрашивает Лена.

 - Ага, - снова сиплю я, - совсем осип...

 И внезапно ломается голос.

 - С Тиной, - снова спрашиваю я ломающимся сиплым голосом, - с Тиной - нет! Нет, никогда.

 - Но почему «нет»? Почему «никогда»?

 Лена в недоумении. Она считает, даже она так считает, что Тина - наш маяк, свет от которого высветит, ещё может высветить наш путь...