Моряки покивали, похмыкали. Это желание было понятно многим из них — если не всем. Адриан предпочёл бы не быть здесь, не слышать ни их рассуждений, ни их мечтаний. Они возмущали его, потому что даже лишившись всего, включая собственное имя, он оставался сыном и братом лорда — но также и смущали, и вгоняли в тоску, и вызывали чувство вины, ведь он знал, что этим мечтаниям сбыться не суждено. Из-за него… но нет, не только из-за него. «Вы дураки! — хотелось крикнуть ему. — Лорд Бьярд предал своего господина, потому что ему это выгодно, так же, как Фосиган предал мой клан, потому что не захотел снова связываться с Одвеллом. И любой лорд, под которым вы окажетесь, точно так же предаст вас самих, оберёт до нитки, сожжёт ваши поля, заберёт на войну ваших детей. Всем на вас наплевать! Всем, кроме меня. Я, только я один хочу вам помочь… помочь хотя бы вам, раз я больше ничего не могу». Но они бы подняли его на смех, если бы он раскрыл рот, поэтому Адриан сидел на планшире, том самом, с которого соскользнул Доффи неделю назад, и смотрел на солнце.
«Я хочу вам помочь. Я всё сломаю, всё у вас заберу, но это только потому, что я хочу вам помочь потом… спасти вас всех. Я обещал, что сделаю это».
Когда он твердил это про себя, снова и снова, становилось легче.
Солнце ползло от зенита к горизонту, оно уже почти касалось башни Коготь, высившейся прямо над их головами. Пробили склянки, Длинный Рой крякнул и встал, веля всем возвращаться к работе. Корабль заканчивали приводить в порядок перед отплытием, он был выскоблен, вычищен от верхушки мачты до последней досточки, но какая-то работа всё время находилась снова и снова. На сей раз Адриана позвал Ларк — надо было перетащить какой-то ящик из-под палубы на корму. Год назад Адриан надорвался бы от одной попытки, но сейчас он только крякнул с Ларком в унисон, согнув колени и оторвав замшелое днище ящика от влажных досок. Когда они закончили, Ларк похвалил его: дескать, никогда бы не подумал, что Адриан такой крепкий парень — а с виду вовсе не скажешь.
— У тебя лицо такое, — сказал он, — будто у лордёныша какого. Тебе бы к скоморохам на ярмарку, на действо, благородных изображать. Там бы больше платили.
Адриан только пожал плечами. Хотя что верно, то верно: уж что-то, а изображать кого-то другого он научился. И ему даже не приходилось для этого слишком сильно притворяться…
Он едва отдышался, когда его позвал Вульф, а потом Длинный Рой потребовал ещё табаку. Узнав, что больше и вправду нет, рассердился и велел смотаться на берег и купить, и даже сам дал денег, чем несказанно удивил Адриана. Сбегая по трапу, он слышал, как напевает Орто, подтягивающий концы на мачте. У всех сегодня было славное, благодушное настроение, даже ор капитана слышался реже обычного: основная работа была окончена, через два дня ждали лорда Бьярда с осмотром, а там недалеко и до выхода к большой воде…
Единственное, о чём жалел Адриан, — это о том, что сейчас им было хорошо. И что ему, как он ни старался гнать от себя это чувство, тоже было хорошо с ними.
«А может, — мелькнуло у него, когда он бежал назад на корабль с плотным тряпичным узелком табака, болтавшимся на поясе с медной пряжкой, — может, не надо ничего делать?.. Пойти с ними в море, в Андразию. Или, может, ещё дальше. А там…»
А там чёрная оспа, и обещания, которые он давал, и, самое главное — люди, которых он любил и предал ради этого обещания. И поэтому не мог о них думать. Их больше не было для него. Только так он мог спасти их — их и всех остальных.
«По крайней мере я знаю, что всё делаю правильно», — подумал Адриан Эвентри, Тот, Кто в Ответе за всё, и сказал:
— Вот ваш табак, господин боцман.
— Молодец, пацан. Далеко пойдёшь, — ответил Длинный Рой и взъерошил ему волосы четырёхпалой рукой.
Лечь, лечь лицом к стене, свернуться калачиком и крепко зажмуриться, и вот так лежать, пока не придёт кто-нибудь, всё равно кто…
Когда солнце стало садиться и до конца рабочего дня осталась одна склянка, Адриан спросил Длинного Роя, нужен ли он ещё сегодня или уже может идти. Спрашивая, он старался покраснеть, и ему это, видимо, удалось, потому что боцман расхохотался и сказал, что ждущая его кобылка, видать, совсем горяча, раз ему неймётся потерпеть лишние полчасика.
— Я со вчера терпел, — пробормотал Адриан, усиленно пялясь в пол.
— Ох, да, со вчера! Целая вечность, кто б спорил. Эх, годы молодые, чтоб вас… Ладно, беги. Только к полуночи вернёшься, Курту пожрать снесёшь.
— Конечно, — с видимым облегчением выдохнул Адриан, и на сей раз ему не пришлось притворяться.
Он сбежал по трапу, громко топая каблуками — чтобы они видели, как он уходит с корабля. Глупо, низко, но это было нужно ему. Он не боялся мести или наказания. Просто не хотел, чтобы они знали, что это именно он их предал. Если бы они не успели ему понравиться, было бы всё равно, а так — нет, он не хотел.