Театр ужасов

Но в его руках был всего лишь старомодный диктофон (это было первое появление диктофона, позже он так часто его извлекал, что я перестал на него обращать внимание). Он подумал, подумал, вдруг словно преодолев в себе что-то, включил диктофон и заговорил…

С тех пор как я внезапно прервал терапию (он мне писал, интересовался причинами, он думал, что я был не доволен сеттингом, прислал анкету, – я не удосужился ответить), в его жизни многое изменилось. Несколько лет он работал в Англии врачом-ассистентом в NHS[6] (и не хотел вспоминать об этом – натерпелся: о, бардак, бардак!). После Англии он обосновался в центре, life couching для белых воротничков, тренинг и консультации для амбициозных стартаперов, подушка для суеверных дамочек. Кругом были люди, которым нужна была помощь, они бродили в поисках стены, о которую хотели разбиться. Им нужна была победа, чтобы испытать поражение; они хотели взлететь, чтобы вылететь в трубу.

– Люди так и ищут неприятности. В подсознании они грезят расшибиться, дать маху и прогореть. Они хотят все потерять, чтобы снять с себя всякую ответственность. Вести дело очень непросто. Люди слишком много на себя взваливают, не могут вытянуть, начинают искать, как бы выйти из затруднительного положения, не теряя лица. Их воображение предлагает им модели всевозможных проблемных ситуаций. Подсознание их выплескивает в реальность. Субъект бросается в омут с головой. Занавес. Как это происходит? Очень просто. Вы видите довольно успешных богатых людей, которые однажды принимают необдуманные или нелогичные решения. Потому что стремятся к саморазрушению, не отдавая себе в этом отчета. Выброситься в окно – стыдно и страшно, и это слишком здесь, слишком реально. Человек – существо хитрое. Оно самого себя обманет. Устроит себе инфаркт от передоза виагрой. Самое то.

Своих клиентов он видел насквозь и мог наперед сказать, что их ждало; он стремился предупредить сбои, погасить деструктивные тенденции; он приучал своих клиентов мыслить конструктивно даже во сне. Проходил с ними отмели и скалы, находил в них слепые и болезненные зоны, нажимал на скрытые кнопки. На некоторое время починенные автоматы уходили в плавание, а потом возвращались, потрепанные жизнью, им требовалась починка, и Костя, как терпеливый механик, вправлял им нервы, латал психотравмы. И быстро забыл, что такое настоящий человек, что такое обычные человеческие проблемы. У него был лофт в большом торговом комплексе, и все находилось под рукой – спустился в лифте, и ты в супермаркете, прошелся по светлым коридорам, зашел в парикмахерскую, посидел в кинотеатре, выпил чаю в кафе, посмотрел, как люди гуляют по бутикам, и кажется тебе, будто ты куда-то съездил, где-то побывал. Он отдыхал в тайском салоне, в студии для йоги его ждала симпатичная тренер, – в его распоряжении был целый павильон, даже залы для сквоша и тенниса, фитнес-клуб, библиотека и бассейн. Там его устраивало все, он редко покидал здание. Но однажды его попросили съехать, и все расстроилось.

Два с половиной года он прожил полным анахоретом в небольшой квартирке возле озера Харку. Надеясь, что этот кошмар скоро кончится, он делал вид, будто ничего не случилось; он убеждал себя в том, что через месяц все войдет в колею и кошмар можно будет забыть, поэтому никому ничего не рассказывал. Ограничив общение с клиентами Скайпом, он перестал выходить из дома. Во-первых, ему казалось, что соседи шпионят за ним, а во-вторых, он думал, что чем меньше будет замечать окружающие реалии, тем легче перенесет этот ужасный зигзаг (особенно его пугало озеро и его близость). Тем временем вещей в квартире становилось больше, а места меньше. Он заказывал кальяны и смеси через Интернет, их привозили на маленькой машине нарядные почтальоны. Он радостно распаковывал, промывал и собирал их, садился курить, и два часа проходили незаметно, в облаках дыма, в винных парах, в мечтах… За кальяном он планировал свои путешествия, изучал карту – не в компьютере, а ту самую карту из детства, что всегда висела на его стене; мысленно он подкрадывался к историческим местам (старался ездить в страны, о которых в детстве читал). Из путешествий он возвращался с книгами, пластинками и всякой всячиной. Во время путешествия он как бы отсутствовал, расставался с привычным собой и словно не существовал, он совершал своеобразный побег, или даже череду побегов – каждый город, стоило из него выехать, исчезал. Возвращения ничего, кроме притупленной боли и тоски, как бывает после наркоза, не давали. Костя подолгу фотографировал свои вещи, рассматривал фотографии, слушал музыку и планировал новую поездку. Почему-то он думал, что так скорей найдет работу. Он больше не хотел независимости. Он чувствовал, будто на него что-то давит, незаметно для себя он заговорил на языке слухов: «Времена изменились, частному предпринимателю стало тяжело», – он едва ли себя узнавал, это был чужой голос – из трамвайной беседы, с холодком сквозняка.

– Это было время слабости, – сказал он.