Театр трагедий. Три пьесы

На вопросительной ноте десятая сцена заканчивается, но не вечер, находясь в полном разгаре, к завершению приближался медленно и неохотно, исключительность события так упряма, нетерпелива к чужим слабостям. Окрашенный в яркие тона бал, за исключением Атрокса в черно-белой маске, которую никто не видел окромя его, продолжался под аккомпанемент музыкантов, рифмы лились, слова в песнях придумывали сами люди, громко беседуя, рассадники слухов, умных мыслей и высказываний. Атроксу всё это многообразие было воистину интересно, однако он сопротивлялся, чтобы не стать таким же, впервые он незаметен, а если увиден, то не проклят, немало историй что и красота может стать на сторону зла, примеров несколько, а вот столь оборотного обмана встретишь нечасто. Лилиана окончательно прельстилась, всюду следовала за ним, блистала влюбленными глазками и пыталась понять, изучить объект своего обожания, что именно ей в нем привлекает, красота, загадочность, хотя леди считаются носителями прекрасного, все же довольно разборчивы, внешность джентльмена занимает не первую, но и не последнюю роль. Кстати о ролях. Атрокс разыгрался не на шутку, насквозь всех прозревал, как вдруг остановился и оцепенел, охваченный мгновенностью чувства, увидел светоч, нечто полностью противоположное себе, нечто неописуемое и не подвластное слову, в нескольких метрах появилась, словно из неоткуда, сошла с небес, она одна освещала дворец, померкло окружение, погасли свечи. Имя ангела с душой человека – Джезель, такой видел ее Атрокс, по сравнению с собой она предстала неземной, другие же самолюбивые и эгоистичные господа и дамы не были столь восторженны, занятые собой и получением заслуженных дивидендов и наград за изнурительный уход за наружностью, могли описать ее как миленькую, не более того. Атрокс пока что не знает ее имени, верит сердцу и очам. Когда ненавидишь себя, представьте, сколько нерастраченной любви, видение своего уродства открывает зрение на истинную красоту, но смогут ли соприкоснуться два разных потока, неизвестно.

Сцена одиннадцатая (Монолог)

Королевский дворец.

Атрокс

Спросите, когда телом я умру,

душой в горний мир, на небо попаду.

Будут решать мою дальнейшую судьбу,

мытарства, что делать буду,

Стенать, роптать, злословить, восхвалять?

Я снизойду, встану на колени,

приклоню главу, прощенье попрошу.

Уста мои глаголют лишь – прости.

И сейчас готов приклониться пред необъяснимым,

пред прекрасным, не тая,

Отвечу, если бы не было красоты,

вопреки, считал бы я себя ужасным.

Протянуть бы руку, встать в свечение ее,

но недостоин, быть подле нее.

Нет ничего общего у нас, будучи предельно честным.

Дышим мы воздухом одним,

на один и тот же миг глядим,

днем бодрствуем, а ночами спим.

Как грешен я, не хватит слов,

предал человеческий любимый я род,

нет ничего, чего в мире я достоин,

Неспокоен, совершаю и презираю,

кричу вместо толпы себе – распни.

Но сейчас, отныне, похоти не ощущаю я,

она, иного сорта, душевна и свежа,

Веет от нее теплом и добротой,

цветок,

и он, мой.

Раскрыл я замысел Творца,

не одиноки мы, половинки целого,

не спеша

Соединимся или врозь, вместе,

так мы созданы, нет выбора у нас, тою

Нитью незримой сотканы вовек,

как и у Адама выбора не было.

Это судьба.