Театр трагедий. Три пьесы

Дидактически сложилась общая пропорциональная закономерность последующих событий, поменялось многое, за исключением духовного строя. Нарушается баланс, при смене дисциплин, оболочек. Другими словами камень, упавший в водоем, соприкасаясь, воспроизводит круги, волны, расходясь по поверхности, это взаимодействие. Внешность, контактность, обе есть составляющие благополучного взаимодействия между личностями, убрав первое, вызовет недоверие, второе сделает из человека картинку, рамки успеха не так строги, как кажутся. Одно ясно, Атрокса приняли, некто даже предложил ему играть в театре, наравне с другими актерами, зрители приняли на ура, подумав о таланте коего. Продолжение пьесы после его ухода оказалось чересчур скучным. Его искренность признали за литературный прием, вид театральной постановки, основанной на показе семи смертных грехов. Смысл не коснулся их, потому и повторное представление было отклонено, или он ловко ушел от ответа, не сказав ничего конкретного. Многие оборачивались с широко раскрытыми глазами, шепча немыслимые только что придуманные сплетни, грезили о личном знакомстве, дамы поставили его в начало своего списка претендентов на замужество, пузатые джентльмены, молча, завидовали ему. Славой может обзавестись как добрый человек, так и злой. Атрокс под общее восхищение, обласканный светским обществом, вышел незамедлительно из театра. Около стены сидели те же нищие, укутавшись в его пальто, увидев, испугались, узнав по волосам, съежились, ожидая кары.

Нищенка еще долгое время держа мешочек в руке не могла прийти в себя, совсем недавно они гнали и проклинали его, а он простил их, и более того вознаградил. Разве есть ли в них вина в его уродстве? Атрокс винит лишь себя одного, но отныне позабудет, отныне захлестнут его жалкую персону волны роскоши возможностей. Мир для него открыт, принимает с распростертыми объятьями, идеологию его отрицает и всё также значимость красотою измеряет.

Конец первого акта.

Этюд первый. Немыслимое

Пять тысяч лет, пять тысяч снов,

Печать печали на челе,

усталый взор, и волос в седине,

Мудрец, сидящий на скале,

взирал на крепости основ,

Смертных семь грехов изучал наедине.

Мантией покрыт небес,

в деснице посох пастуха,

Пастырь без овец,

душ человеческих безмолвный чтец.

Явился, в мгновение исчез,

ведь смертное есть прах, труха.

Трепещет жизнью околдован,

потерявший обретет,

Немыслима ему лишь та,

хранят тела, в коих заключена,

бессмертная душа,

Неподвластная жнецу.

Почему вечна не он, а она,

под коей стаи воронов кружа,

Клюют, печень поедая,

не убьют, улетают прочь стеная.

Духи зла стерегут добычу,

искушая, на лезвии ножа,

Учуяв грязь, спешат ею умыться,

цели страстей преумножая.

Над крепостями слетелись духи,

покрыв туманом собственный удел,

И не смел, мудрец прикрыть златы очи,

оторопел, перстом отверз тот мрак,

Явственно воззрел,

псалом средь гор гулко он пропел.

Камень крепок стен падших городов,

сей валуны, оправданья слабости они, знак

Заблуждений и пороков,

из ветхих тех истоков,

не искоренены, а упразднены,

Законом людьми наречены,

инстинктами естества,

Потому-то и прочны,

в сущности звериной заключены.

Порою не сломить, изнывают,

но все выше стену сооружают, что черства,

Как и их сердца, неупокоены тела,

измучены жаждой лобызаний

Между суетных созданий,

наслаждений, сладости,

для души страданий.

Пленники, обманутые науки лживыми идеями,

омрачители сознаний.

Возвысились оплотом семь крепостей,

семь замков без царей,

Свою лишь волю выполняют,

выбирают,

во врата широкие с гордостью войдут,

Или до скромности еще при жизни снизойдут,

в одеждах дикарей,

Иль Царство Небесное бодрствуя, учтиво ждут.

Поднес старец руку, затряслась земля,

пласты пород переместились,

Почва сместилась и город первый над пропастью,

над бездною завис.

В воздухе повис,

птица, севшая на карниз,

свалит его вниз, тени сгустились,

Одно движенье,

близок стал град для мудреца,

взглянул с уступа, где возвышался мыс,

Страх не объял людей,

платья на грудине разрывая,

вопили о доблести не унывая,

Себя над другими возвышая,

хвалясь и прославляя, учили, строили и изучали,

Случай богом провозглашали,

последователей награждали,

животным подражая не скрывая,

Верили в природу и отбор,

слабых уничтожали,

Господа Бога отвергали,

любовь химией называли,

так и жили, как нужным они считали.

И даже в миг последний, от ереси не отреклись,

башню Вавилонскую возрождали.

В стае сила пышет, языки их многословны,

резвы и непокорны,

Власть ничтожна,

а не согласные для них рабы,

В те роковые дни не сняли кандалы,

оправданы и непристойны.

Гордецы, носители красоты,

двигатели цивилизации умы,

“Добро пожаловать в мир знаний” девиз их,

пусты, цветной бумаги короли,

В обмен на знания жизнь вашу берут взаймы.

Вверх главу горделиво приподняв,

восстав, не верили до самого конца, несли

Короны впереди себя,

мертвецами дорогу красную устилая.

И вот опустил десницу старец,

и крепость первая низверглась во мрак,

Срослась земля, остался от былого,

лишь пыльный прах, травы удобряя.

Вторую крепость приподнял,

город тот в неистовстве кричал,

ароматы источал

Духов и масел,

светились фонари там красным цветом,