Порождение тьмы будто взорвалось светом изнутри и стало ворохом медленно оседающих на землю хлопьев черного пепла. Почти одновременно с этим Дэмьен погрузил руки в дымчато-эфемерную плоть, которая заменяла созданию и тело, и сущность, а после резко развел их в сторону и, словно одичавший вервольф, разорвал порождение на клочки.
Морриган ошарашено смотрела на берсерка, а потому пропустила появление ведьмы. Та страшно кричала. Поначалу подумалось, что этот полувой был проявлением душевной боли.
Но, возможно, не ей одной.
После смерти двух порождений тьмы ведьма лишилась обеих рук. Словно те и впрямь были ее плотью… и кровью – черной, мертвой кровью, что текла в венах и самой Бадо́ Блэр.
– Сыночки, – всхлипывала старуха.
Морриган, которая хорошо понимала, что значит терять близкого человека, пожалела бы ее. Если бы не знала,
Последний оставшийся в живых – если так вообще можно сказать о подобных порождениях – замер рядом с ведьмой.
– Пощади, – глядя на Морриган, придушенно произнесла та. – Пощади меня и сына. Я могу рассказать про твою матушку… Многое могу рассказать.
– Я тебя выслушаю. И для начала скажи, кто ты такая.
Старуха тряхнула косматой головой. Вскинула подбородок и веско произнесла:
– Карман.
Морриган в изумлении воззрилась на нее. Эта старая, распадающаяся на части и проигравшая в первой же серьезной схватке ведьма никак не могла быть прародительницей полуночной силы.
– Что с тобой стало? – вырвалось у нее.
Карман сипло рассмеялась.
– Века заточения даром для меня не прошли. Ты ведь об этом? – Она мечтательно зажмурилась. – Я хотела вспомнить, каково это – быть живой. О, лакая их кровь, я вспоминала. И когда слышала предсмертный крик или визг страха потомков тех, кто отправил меня в мир мертвых.
– Какая несправедливость, – ледяным тоном сказала Морриган. – Но стенания оставим на потом. А сейчас к делу. Мне нужно знать, что задумала Бадо́.
– Она хочет призвать… нет, породить Мертвых Дочерей. Тех, что уже мертвы, потому что родились в мире мертвых. Потому что выбрались из мертвой земли.
– Это что-то вроде этих тварей, которых ты зовешь своими сыновьями? – с омерзением спросил Дэмьен.
Карман оскалилась, но наказывать за оскорбление не решилась. Какой бы силой она ни обладала в прошлом, сейчас ее могущества хватало лишь на то, чтобы просто существовать в мире живых, уже несколько веков как будучи мертвой.
И давать жизнь – некое ее подобие – порождениям тьмы.
– Те, кого вы уничтожили – лишь тени моих сыновей. Я затосковала здесь без них и сотворила их снова. Из себя – своей плоти и полуночной силы. – Карман с тоской взглянула на последнего из созданий. Затем перевела взгляд на Морриган. – Потому Бадо́ ко мне и обратилась. Ей нужен был обряд, который я провела, чтобы породить Даба, Дэйна и Дотера там, в мире теней.
– Но зачем ей это?
Карман склонила голову набок. Выстрелила в Морриган вопросом, словно пулей:
– Зачем Бадо́ родила вас?
– Что, прости?
От удивления Морриган забыла, что не любит, когда ей отвечают вопросом на вопрос.
Карман раздраженно выдохнула.
Повторила едва ли не по слогам, будто ребенку:
– Зачем. Бадо́. Вас. Родила?
Разумеется, в вопросе крылся подвох, и Морриган старательно его искала.
Не найдя, сердито пробормотала:
– Что значит, зачем? Зачем люди создают семьи?
Не понять намек было невозможно. Однако Морриган он очень не понравился.
– Не все ведьмы боятся отдать свою силу детям.
– А Бадо́ боялась, – припечатала Карман. – Разделить свою силу с двумя дочерьми – риск, на который ей
– Ради чего?
И снова этот птичий наклон головы и внимательный, изучающий взгляд. Нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Дэмьена Карман словно не замечала.
– Ты знаешь, кто такие мойры?
– Богини судьбы у греков, три сестры-пряхи, – недоумевая, отозвалась Морриган.
– Одна прядет нить, другая отмеряет, третья режет, и так они определяют, сколько человеку предстоит прожить, – напевно сказала Карман. – Верно. А Мокошь с ее сестрами?
– Что за идиотские загадки? – не выдержал Дэмьен.
Морриган сделала ему знак не вмешиваться, хотя его настрой полностью разделяла. Она всей душой ненавидела долгие подводки и предисловия. Почему, во имя Дану, нельзя прямо сказать, о чем идет речь? Однако ей нужно было выведать у Карман все, что та знала. Все, о чем ей рассказала сама Бадо́.
Потому она ответила:
– Мокошь – та же богиня судьбы, только у славян. Сестер ее не знаю.
– Мало кто знает. Доля и Недоля, небесные пряхи. Доля прядет длинную и прочную нить, Недоля – неровную, непрочную, готовую в любой момент оборваться. А еще есть скандинавские норны. Известны тем, что, как и мойры и подобные им, наделены даром вершить человеческие судьбы. Но не пряхами едиными, – хохотнула Карман. – Мойр, норн, парок и Мокошь с сестрами объединяет предназначение, но кроме них есть и другие. Скажи мне, что такое Тримурти?
Морриган едва не скрежетнула зубами. Какое-то время она буравила взглядом ведьму. Не издевалась ли та над ней?