Театр Шаббата

— Хожу. Разминаюсь. Хожу по дому. Когда солнечно, сижу на солнце около дома. Сегодня тринадцатое апреля, верно?

— Верно. Откуда вы знаете, какое сегодня число? У вас есть календарь?

В его ответе слышалось неподдельное возмущение:

— Нет. Я просто знаю, что сегодня тринадцатое апреля!

— Вы слушаете радио? Вы иногда слушали с нами радио. Новости с фронта.

— Да? Нет, не слушаю. У меня есть радио. Но я не слушаю. Слышу плохо. Мне и лет немало. Как вы думаете, сколько мне?

— Я знаю, сколько вам. Вам сто лет.

— Откуда вы знаете?

— Потому что вы на пять лет старше моего отца. Мой отец был ваш двоюродный брат. Торговал маслом и яйцами. Сэм.

— Так это он тебя прислал? Или что?

— Ага. Он меня и прислал.

— Ага, так это он. Он и его жена, Итта. Часто с ними видишься?

— Иногда.

— И он прислал тебя ко мне?

— Да.

— Восхитительно!

Это слово сильно обнадежило Шаббата. Если он способен выговорить «восхитительно», значит, его мозг в состоянии выдать и то, чего я от него хочу. Ты имеешь дело с человеком, в сознании которого сохранился отпечаток прошлой жизни. Он остался там, у него в голове. Надо просто побыть с ним подольше, подождать, пока можно будет снять копию с этого отпечатка. Услышать от него: «Микки. Морти. Итта. Сэм». Услышать, как он скажет: «Я был там. Клянусь, я вспомнил. Мы все — были».

— Вы неплохо сохранились для своих ста лет.

— Слава богу. Неплохо, да. Я нормально себя чувствую.

— Ничего не болит?

— Нет, нет. Слава богу, нет.

— Вы счастливый человек, Фиш, живете без боли.

— Да, слава богу. Да.

— И как вы теперь развлекаетесь? Помните, вы любили играть в карты с Сэмом? А рыбалку помните? Как ловили с берега? В лодке с гоями? Вы любили приходить к нам по вечерам. Вы похлопывали меня по коленке и говорили: «Это кто у нас тут такой: Микки или Моррис?» Не помните? Вы с моим отцом говорили на идиш.

— Vu den? Я все еще говорю на идиш. Я не забыл его.

— Это хорошо. Значит, говорите иногда на идиш. Это хорошо. А что еще доставляет вам удовольствие?

— Удовольствие?

Он удивлен. Я спрашиваю про удовольствие, и ему впервые приходит в голову, что он имеет дело с сумасшедшим. Сумасшедший забрался к нему в дом, и мало ли чем это может кончиться.

— При чем тут удовольствие? — говорит он. — Я просто сижу дома, и всё тут. Я не хожу в кино, и вообще никуда. Не могу. Все равно я ничего не увидел бы. Так зачем?

— А с людьми общаетесь?

— М-м-м, с людьми… — Тут, видимо, набежали тучи и заволокли ответ. Люди. Он задумался, кто знает, что потянуло за собой это слово. Тяжело добраться до сути — все равно что разжечь костер из сырых дров. — Почти нет, — наконец ответил он. — Вижу иногда своего соседа. Он гой. Не иудей.

— Ничего? Хороший сосед?

— Да, да, хороший парень.

— Это хорошо. Так и должно быть. Их учат любить ближнего своего. Возможно, вам даже повезло, что он не еврей. А кто у вас убирает?

— Одна женщина убирала пару недель назад.

Ага, и эта женщина получит коленом под зад, как только я сюда перееду. Грязища кругом. В гостиной ничего, кроме пола, и нет — разве что диван, низенький столик да сломанное кресло с одним подлокотником у лестницы. А пол — как в обезьяннике, в зоопарке в одном итальянском городке. Этот зоопарк я никогда не забуду Но мусор и пыль — это еще не самое худшее. Либо эта женщина видит еще хуже, чем Фиш, либо она халтурщица или пьяница. Она уволена.

— Тут нечего убирать, — сказал Фиш. — А постель — постель в порядке.

— А кто вас обстирывает? Кто стирает вашу одежду?

— Одежду… — Трудный вопрос.

Становится все труднее. То ли устал, то ли вот-вот помрет. Если это и правда смерть подходит, смерть Фиша, которая так задержалась, то не так уж плохо, если последнее, что он услышит, будет вопрос: «Кто стирает вашу одежду?» Все-таки о деле. Это были не люди, а дела. Человек и его работа — одно.

— Ну да, кто занимается стиркой?

Слово «стирка» срабатывает:

— Да одежды-то всего ничего. Я сам стираю. У меня стирки немного. Нижняя рубаха да трусы, вот и вся моя стирка. Всего и делов-то. Простирну в тазу или в раковине. Сушу на веревке. И сохнет! — Пауза усиливает комический эффект. — Сохнет!

Да, Фиш — молодец. Всегда умел рассмешить Микки. Ничего такого особенного, но у него есть чувство юмора, ничего не скажешь, это дар. Сохнет!

«Но какой жмот! Бедная женщина, в жизни ей ничего не купил!» — «Фишель так одинок, — говорил отец, — пускай побудет в семье хоть несколько минут, по вечерам. И мальчиков он любит. Даже больше, чем своих детей. Не знаю, почему так вышло, но это так».

— Выходите иногда посмотреть на океан? — спросил Шаббат.

— Нет. Мне теперь не дойти. Это далеко. Слишком долго идти. Прощай, океан.

— Но голова у вас работает.

— Да, голова работает. Слава богу. Все нормально.

— И у вас есть дом. Вы заработали себе на жизнь торговлей овощами.

Опять возмущен:

— Разве это была жизнь? Это была та еще жизнь! Я торговал вразнос. Осбери-Парк. Вельмар. Да, я в Бельмар ездил. На грузовике. Открытый верх. Возил овощи в корзинах. Там был рынок. Оптовый рынок. Туда приезжали фермеры. Это было очень давно. Я уже все забыл.

— Так вы всю жизнь торговали овощами.

— В общем, да.