Двое мужчин, друг против друга. Один – стрелок, другой – мишень. Между ними столик. Над столиком, на высоте человеческого роста, большой кусок красной тряпки, небрежно приколотый к стене дротиком. Тряпка абстрагирована от веранды своей яркостью. Ее легко увидеть первой.
Парень сорока семи лет, в синей пиджачной паре на белую рубашку, без галстука. Высокого роста. Чисто выбритый, с синими строгими глазами. На правой щеке маленькая родинка. Театрал. Режиссер. Король кукол! Мистер Фэйс. Он в упор смотрел на стоящего напротив него бугая. Широкоплечего, здоровенного, с лицом обиженного павиана. Лет тридцати.
– Ты все понял, Громила?
Бугай проглотил задумчивую слюну, потрогал пепельницу, яростно почесал непобритую щеку и изрек через паузу:
– Гы, Фэйс… Ты сразу ставишь себя в невыгодные условия. Ведь не попасть в апельсин мне проще, чем попасть. Я легко могу промахнуться! И положить в карман штуку баксов! А сотню прихватить на чай! – при этих словах Громила сгреб денежные стопки и придвинул их к себе. Одновременно наклонился вперед, к оппоненту, всей своей мышечной массой нависая над ним.
– Громила. Ты можешь легко промахнуться или не промахнуться. Мне плевать на мнение мелкого тупого чувака! Я плачу тебе деньги за один выстрел. И все.
Нет, не все. Оскорблять накачанных мужиков семи футов ростом не рекомендуется.
– Гы. Ты не боишься меня поливать, Фэйс? Я ведь могу не только промахнуться. А сделать это в нужное место!
Громила многозначительно постучал себе по лбу указательным пальцем.
Кукловод рассеянно зевнул и потянулся, прикрыв веки. С наслаждением глубоко выдохнул, потряс головой. Нехотя открыл глаза, безмятежно глянул на Громилу. Расслабься, чувак, я и не планировал кусаться!
– Оскорблять я тебя… – Режиссер поставил многоточие в конце предложения и замер, повесив на уста ангельскую улыбку.
Громила удивился и расслабился, хотя расслабляться не планировал. Отпустило внутреннее напряжение, ведь детская улыбка не страшит.
– Не боюсь! – Режиссер смел многоточие восклицательным знаком.
One, two, three! Преображение мистера Фэйса: вместо улыбки ребенка – циничная ухмылка убийцы, резкий наклон туловища вперед, щелчок белых ровных зубов и тлеющие глаза. Акция устрашения под названием «Откусим Громиле нос!».
Бугай тотчас же отшатнулся от театрала, выпустив из пальцев денежные пачки. Успел испугаться. Сильно. Придурок Фэйс кусается. Сука такая! А лжет, что не кусается. Обидно, блин!
– Ты мне откусил… – машинально забормотал Громила, трогая нос. На месте, нос на месте. – Чуть… чуть не откусил…
Чуть-чуть не считается. Такой большой Громила, а не знаешь таких простых истин. Ну да ладно, что с убогих взять. Мистер Фэйс убрал ухмылку, глянул строго. Вытащил из-за пояса большой блестящий пистолет. Бронебойный, явно! Пули размером с палец. Небрежно передернул затвор, вынул обойму и опустил ее на столик. Подал оружие рукояткой вперед.
– Возьми пистолет.
Громила отпустил нос и прямо-таки вырвал ствол из чужих пальцев рукою-клешней. Взвесил. Заухмылялся. Оружие придает уверенность, и вдвойне, если перед тобой человек, у которого оружия в руках нет.
– Один патрон – один выстрел! – сказал театрал и сделал несколько четких шагов к входной двери. Круто развернулся на каблуках к столику. – Шесть шагов. Ты встанешь здесь!
Опаска – рекомендуемое чувство по отношению к Фэйсу. Громила настороженно тискал пистолет. Именно тискал, как сопляк мнет потаскуху, не зная, как ее лучше ухватить.
Театрал возвратился к столику, взял апельсин и встал под красную тряпку. Отличная яркая абстракция для стрелка.
– Я стою здесь!
Хрен в синем пиджаке на выдумки горазд, помни, комрад! Громила все не мог расслабиться. Пистолет в руках казался чужеродным предметом. Так всегда бывает, если пальцы не ощущают уверенности.
– Ты – там, Громила! Там, у двери!
Нетерпеливый палец режиссера заставил Громилу пошевелиться. Бугай порывисто отошел на указанное место. Развернулся к театралу, взглянул недоуменно.
– Фэйс. На кой черт тебе все это надо? Актерские штучки… вспомнил юность?
Если не хочешь отвечать – скажи правду. Она самая короткая.
– Это лишь вопрос. Я намерен устроить парочку спектаклей и хочу спросить, угодны ли они небесам. Ответ скрыт в твоей меткости. Не тяни, Громила!
Пожалуй, двойного дна в ситуации все-таки нет. Бугай облегченно сглотнул. Кретин просто желает, чтобы его застрелили. Ну или чтобы стрельнули в его сторону… Громила сам решит, как выгодней обставить пальбу. Там, где есть гарантированный выстрел – всегда может возникнуть пальба.
Мистер Фэйс положил апельсин себе на макушку. Это мишень. Фоном ее подчеркивает ярко-красная ткань. Лицо театрала напряглось, жилы на лбу вздулись.
– Да этот придурочный сейчас пернет! Гы-гы-ы-ы! – не смог сдержать гримасу веселья Громила. – Слышь, Фэйс, а давай я отправлю тебя на небо прямиком? Гы-ы… Что скажешь, прифарок?