Этель поджала губы. Она уставилась на свои чуть дрожащие руки, но видела лишь салон автомобиля: сиденья в коричневых чехлах, от которых пахло какой-то химией, резиновые коврики, в которых скопилась мокрая грязь… В тот день шел дождь.
– Они не хотели брать меня с собой, хотя я очень просилась поехать, чтобы хоть одним глазком взглянуть на «взрослую» жизнь. Мне тогда едва исполнилось двенадцать, и тусовки я видела только в сериалах и кино. Конечно… Конечно, я хотела хотя бы посмотреть, как веселится моя старшая сестра.
Вокруг стало очень тихо. Ветер перестал шуршать листвой. Стих плеск воды в пруду. Даже сверчки умолкли. Мир замер, внимая боли Этель. Или ей так лишь казалось из-за шума, что гудел в ушах от волнения и заглушал все остальные звуки?
– Мы соблюдали все правила движения, хотя был поздний вечер и улицы пустовали.
Этель говорила и слышала мерный шум двигателя. Ощущала запах бензина и маминых духов.
Глаза увлажнились. Голос дрогнул.
Ви мог бы остановить ее, не заставлять по осколкам вытаскивать разбитое сердце напоказ. Но он терпеливо ждал, лишь изредка крепче сжимая пальцы Этель.
– Мы выехали на пустой перекресток, когда светофор загорелся зеленым. Там зажегся чертов зеленый! Мы делали все по правилам! – Слезы катились по щекам и горячими каплями падали на острые коленки, выглядывающие из-под края юбки. – Какой-то урод въехал в нас на полной скорости. Практически протаранил сбоку. Впечатался в переднюю и задние двери…
Звон стекла. Грохот. Картинка смешалась. Мир закрутился.
– Я помню только, как сломалась застежка моего ремня. Она всегда работала через раз…
– Машина перевернулась?
– Не помню. Не знаю, – мотнула головой Этель. – Наверное. Потому что меня сильно тряхнуло, и я упала лицом в разбитое окно.
Этель высвободила ладонь из рук Ви и прошлась кончиками пальцев по бороздам шрамов. Висок, часть лба, скула… Бугристые полосы были даже под краем нижней челюсти и за ухом.
– Хуже всего, что я пришла в себя, – горькая усмешка трещиной разрезала лицо.
Эту часть катастрофы Этель старалась оживлять в памяти как можно реже. И пусть то, как она барахталась в бреду отключки, было ужасно, настоящим кошмаром стало пробуждение.
Делиться ли этим с Ви? Этель даже не задавалась таким вопросом. Сейчас она походила на бутылку газировки, которую очень долго трясли, а теперь открыли. Боль как пена потоком хлынула наружу, и ничто не могло ее остановить.
– Я не смогла им помочь. В машине была аптечка, но все, что я делала…
Этель запнулась, зажала ладонью рот. Она так сильно боялась говорить об этом вслух…
– Рыдала. Я просто задыхалась в слезах, потому что испугалась: крови, дыма, боли. Видела сраную аптечку в открытом бардачке, могла дотянуться до нее, потому что мой ремень расстегнулся, но даже не шелохнулась.
Рыдания прервал надсадный смех. Этель обхватила голову руками и согнулась от боли, что пронзила тело раскаленными иглами.
Кажется, Ви погладил ее по плечу. Его касания казались далекими, призрачными. Будто во сне. Реальность Этель сейчас переместилась. Она снова оказалась в перевернутой разбитой машине наедине с собственной ничтожностью и телами своих родных.
– Я не знала, как поступить. Понятия не имела, как оказать первую помощь, а потому сделала худшее, на что была способна.
– Этель, – Ви попытался ее обнять, но она отстранилась.
Она не заслужила это тепло и понимание. Ви должен ее осуждать. Должен ненавидеть за ее беспомощность и ничтожность так же, как она ненавидит себя.
– Не надо, – хлюпнув носом, Этель оттолкнула руки парня и тут же съежилась от боли и тоски.
Ви ее не послушал. Придвинулся и притянул Этель к себе, спрятав ее заплаканное лицо на своей груди. Это должно было успокоить Этель, но слезы с новой силой покатились из глаз.
Ее принимают. Ее готовы слушать.
– Я больше не позволю, – уткнувшись лбом в плечо Ви, шепнула она, – не позволю никому умереть. В этом мире слишком много боли. Я хочу это исправить. Хоть немного.
– Иногда, чтобы мир стал лучше, кто-то
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Нерешительная зелень против твердого золота.
– Зло – сорняк, который нужно вырывать с корнем, – Ви заговорил первым. – Твои родители были бы живы, если бы тот урод, который в вас въехал, сдох где-то по дороге. Разве я не прав?
Этель хотела возразить, но не нашла ни одного аргумента, который бы убедил даже ее саму. Она понимала, что Ви прав, но не хотела признавать это вслух. Боялась, будто сорвавшаяся с уст истина очернит ее душу. Но разве мысли – не первый росток тьмы?
Ви сделал вид, что не задавал свой вопрос. Этель сцепила ладони в замок и уложила их на коленки. Чтобы сбежать от одних мыслей, она снова окунулась в другие – о своем прошлом.