Театр для взрослых

Лопоуховым. Речь идет о докладе, написанном Уклейкиным для Лопоухова. "Это в

том месте, где вы подвергаете критике наш деревообделочный комбинат", -

объясняет Уклейкин Лопоухову.

"Лопоухов (приподняв очки). А я его критикую?

Уклейкин. Обязательно! Вот здесь! (Показывает.)

Лопоухов (прочитав указанное место). А не слишком ли я его, а?

Уклейкин (убежденно). Не слишком...".

Цинически-удивленная реплика Лопоухова: "А я его критикую?" - стала

нарицательной.

Отчего же? Оттого, что точно, кратко, энергично и образно, в нескольких

словах типизировался характер, а это и есть задача истинной драматической

сатиры.

Дальше диалог Лопоухова и Уклейкина развивается, ширится, в него входят

новые обстоятельства, новые приметы быта.

"Цитатки я разбросал по всему тексту! Хорошие подобрал, - воодушевленно

сообщает Уклейкин Лопоухову. - Сверил. Вот, обратите внимание, любопытная

цитатка из "Робинзона Крузое". Просто блеск!..".

Робинзон Крузо, да еще произнесенный как Крузое, и дела

деревообделочного комбината - поистине сатирическое сближение несближаемого.

Отсюда-то и высекается искра комического, которая, раздувая пожар смеха, уничтожает и сам порок. Едким своим остроумием заклеймил Михалков падких на

лесть людей.

Отлично найден им обобщенный образ лести, подхалимажа, сладкой

услужливости в характере проходимца Ленского. Как только кто-нибудь

открывает рот, Ленский моментально угощает собеседника леденцами: "Прошу

вас! "Театральные"! Освежают!" А когда во рту леденец, уже невозможно

бранить человека, говорить что-либо критическое, сами слова невольно

оказываются какими-то сладкими, приторными. Леденцы, подкинутые Ленским, этот как бы сладкий подхалимаж "нужным" людям, делают их добрее.

Пьеса интересна еще и тем, что она по-настоящему смешна. Пусть не

покажется удивительным, что мы специально говорим о смехе, когда речь и так

идет о комедии. Подчас комедии получаются уныло-назидательными, философски-разъяснительными. На самом же деле комедия не может воспитывать, не развлекая, не веселя, не смеша до упаду.

Поэтому-то Михалков прав, считая, что комедия - это значит смешно, что

комическое должно быть заложено не в одном лишь сюжете, а в каждой реплике

действующих лиц. Следуя заветам Гоголя, что гораздо важнее, нежели повторять

Гоголя, Михалков упорно искал и находил для своих персонажей острые, точные, афористичные реплики.

Одна из центральных сатирических пьес Михалкова - комедия "Памятник

себе". Написанная в конце пятидесятых годов, пьеса эта, поставленная на

сцене Театра сатиры, активно участвовала в возрождении боевой конфликтной

основы советской драматургии, чуть было потесненной "теорией

бесконфликтности". Это, быть может, самая гиперболическая, самая

"маяковская" из пьес Михалкова. Здесь все правда и все вымысел, все реализм

и все "фантастический реализм", по меткому слову Достоевского, понимавшего

под "фантастическим реализмом" сгущение быта до символа во имя более

глубокого постижения быта.

Обычный советский служащий Кирилл Спиридонович Почесухин попадает в

невероятную историю. Окруженный подхалимами, он желает получить для себя

памятник на городском кладбище, памятник, уже поставленный когда-то некоему

купцу. Купцу изобрели в виде памятника мраморное кресло, подхалимы

подсказывают Почесухину "светлую мысль" - сделать это мраморное кресло

памятником себе, тем более что купеческого покойника также звали

Почесухиным. На могиле надо будет подчистить лишь даты жизни и смерти купца

и вместо них поставить даты жизни и смерти гражданина Почесухина, когда он

распрощается с миром. Памятник будет ждать его, памятник при жизни, воздвигнутый себе. Вот как рассказывает об этом очередной подхалим, объясняя, почему именно кресло должно стать памятником для Почесухина:

"Сколько часов в день вы в этом кресле просиживаете, Кирилл Спиридонович?

Это же ваше рабочее место! И его мраморная копия на месте, извините, вашего

будущего захоронения будет, так сказать, напоминать нашей общественности о

том кресле, которое вы оставили здесь! В служебном помещении! В идейном

смысле вполне подходящий символ: мебель!"

Почесухин, увлеченный "светлой мыслью" подхалима, обещает

посоветоваться с женой и едет взглянуть на памятник. Дальше действие

разворачивается на кладбище. "Почесухин, прислонившись спиной к памятнику, мечтательно задумывается. Его клонит ко сну. Он засыпает. И снится ему...

будто он находится в дореволюционной ресторации, в обществе купца первой

гильдии... Сидят они вдвоем за столиком, под пальмой, возле большого зеркала

и выпивают".

Так начинается новая фантастическая жизнь "советского" Почесухина, попадающего в мир купцов первой гильдии. И вот что интересно: именно там, в

дореволюционном мире, ему и место, ибо странно выглядел он в советской

действительности. Явь становится фантастикой, фантастика - явью. Сатира