— Особняк за забором видел? Тот самый сосед. Помогал Савелию Максимовичу строиться. — Федоров старался казаться спокойным, хотя давно стало ясно — не зря полковник просил попридержать Валентина.
— Справный мужик, — шурин опрокинул рюмку, метнул в рот оливку. — А чем по жизни занимается?
— Откуда мне знать. — Сергей неторопливо, мелкими глотками тянул вино. Отличное — в меру терпкое, не слишком сухое, с тонким фруктовым ароматом. — И закусывай, ради бога, с голой водкой, сам знаешь, шутки плохи.
— Ты за мной не ухаживай, я не дама. Тут и знать нечего, — Валентин никак не желал угомониться, будто в него вселился бес. — Я тебе про этого соседа сейчас все выложу. Такое, чего и сам про себя не знает. Минута — и портрет готов.
Федоров наполнил его тарелку и с усилием произнес:
— Чего тебе не сидится? Ты в гостях у старшего брата. Хочешь скандала? Что-то это на тебя не похоже.
— Какой еще скандал! Интересно же, елки зеленые…
— Ладно, давай свой портрет. — Сергей допил вино и взялся за нож и вилку.
Настроение стремительно падало — пропал вкус еды, та легкость, с которой можно трепаться ни о чем в застолье, любопытство к новым людям. Слушая следующий тост, он встретился глазами с Савелием. Тот кивнул и приподнял рюмку — мол, не забывай уговор. Выпить предлагалось за близких — за жену и сына юбиляра.
— Ну, выкладывай. — Федоров достал сигарету и тут же сунул обратно в пачку. Нельзя было оставлять Валентина ни на минуту. Александра отвлеклась — с кем-то оживленно беседовала.
— Ты же не хотел…
— Захотел, — обреченно сказал Федоров. Одновременно он следил краем глаза, как Инна спешит к дому, как медленно, в три приема, поднимается из-за стола Александра, как полковник энергично общается с мужчиной, до жути похожим на навозного жука. Тот почему-то, несмотря на жару, был запакован в шоколадного цвета кожаный жилет; антрацитовые, навыкате, глазки мужчины шустро вращались, вразнобой шевелились усики над ярким, подобранным в куриную гузку ртом, играли густые брови.
Сергей мельком подумал, что это, наверное, и есть тот самый подрядчик, с которым сражался Криницкий, и сказал:
— Ну?
— Ложки гну. Мужчину, как и любой товар, всегда можно оценить по лейблу. Им в нашем случае является супруга, так сказать, лучшая половина. — Валентин слегка понизил голос. — Вот возьми Савелия. Он себе выбрал полную противоположность. Бывает редко, но одобряется природой: потомство получается высококачественное. Инна в первой молодости была тоненькая, хрупкая, из интеллигентной семьи. Загадочная и романтическая. Я сам мечтал о такой жене и малость завидовал брату. Генерал, ее отец, которого я хорошо помню, дал ей приличное образование, а заодно и содержание, что еще важнее. А какими пирожками с голубикой кормила меня ее матушка! Да… давно дело было… Как правило, все выходит наоборот. Каждый рубит дерево по себе… Чего смотришь? Вы с моей сестрицей — вообще нетипичная пара… Наливай; и себе тоже. Поехали дальше…
— Ешь ты, ради бога, — уже совсем вяло встрял Федоров.
— Спасибо, сыт… Быстренько подняли за Савелия Максимовича Смагина, многая ему лета!.. Итак, берем жену соседа, имени которого я не знаю, как и ее, впрочем.
— Иван Алексеевич, кажется.
— Хорошо, Иван Алексеевич. Ваня, значит. Жену, стало быть, звать Тамара… или Лидия. Она — брюнетка, причем натуральная, однако упорно держится допотопной моды — делает перманент… Учти, я на нее даже не смотрю. Лет за пятьдесят, муж старше на пару годков. У нее крепкие короткие пальцы, без маникюра, значит, постоянно возится в саду или на огороде. А теперь проверим…
Они оба, Сергей и Валентин, одновременно подались вперед и исподтишка взглянули на полноватую женщину в ярком платье, открывавшем верх груди и загорелые руки. Она сидела справа, ближе к юбиляру, лица не было видно — женщина как раз отвернулась, чтобы принять у Инны накрытое колпаком овальное блюдо, только прыгали мелкие темные кудряшки.
— Видал? — торжествующе воскликнул Валентин. — Кто прав? Хозяйственная. Он у нее тоже крепкий хозяин. Дом — полная чаша. Кубышка с зелеными в тайнике, два столовых сервиза плюс третий, не распакованный, подаренный детьми на очередную, леший ее знает какую годовщину свадьбы, серебряные ложки-плошки-поварешки, ковры и фарфоровые статуэтки пастушек, к которым наш Иван Алексеевич питает слабость. Полный холодильник. Нет — два. Кабанчика не завели, хотя могли бы, если б не в Шаурах; тут надо марку держать. Она вообще животных не любит. Думаю, и собаки у них нет…
— А кто ж такой домище охраняет? — слегка обалдев, поинтересовался Федоров.