Пора было подниматься и править по ельнику, но он все медлил. Захотелось чаю. Развел костер, заварил лабазника с душицей — не поглянулось. Выплеснул остатки, но и после этого вставать не захотелось. Когда же поднялся, опять раскатились по горам выстрелы. Постоял, повернулся и пошел прочь от матовой черноты ельников. И отяжелела с тех пор рука…
Егор лежал с закрытыми глазами, и ему казалось, что он поднимается в неведомую высь на самолете, оглядывает оттуда лес, знакомый, как курятник. Горы он видит, речки, глухариные токовища в сосняках да листвянниках, затянутые кустарником старые гари — приволье косачей, в седых мхах хмурые ельники — прибежище сохатых и зайцев, говорливые ключи, обжитые рябчиками, светлые березовые опушки с гусельным перезвоном пернатой мелочи. И машет сверху рукой: прощайте и будьте живы-здоровы…
ЧИБИСЫ
Большой деревенский двор зарос гусиной лапкой, просвирником и птичьей гречихой. На соломенной крыше сарая воркуют голуби. Лежу на траве, жую пресные лепешечки просвирника и гляжу в солнечное небо.
Позади у меня защита дипломного проекта, впереди — сибирский завод, а пока — теткин дом в деревне. Дом пуст — тетка в поле.
Кружится голова, тело теряет весомость и будто летит в синюю глубину. Уши заложило, может, от переутомления, может, от непривычной тишины. Покой навевает сонливость.
Сказывается тряская дорога: попутный грузовичок, свежий ветер. В алой заре над степным горизонтом крупная Венера и сочный голос: «Говорил такие нежные слова…»
Девчонки веселы — сдали сессию и едут домой. Поют, вскрикивают на ухабах, смеются, опять поют…
Теткин дом на пригорке. Внизу небольшая старичка. За нею луга до самой реки вдали. Спускаюсь по крутой дорожке. Вода в старице темна, на ней покоятся чашечки кувшинок, ее пронизывают стрелки рогоза. Берега топки, заросли осокой и лабазником, источающим немного схожий с черемуховым запах. В камыше крякает утка, плещется выводок.
Иду через луг к реке. Он не совсем еще просох от росы, сверкающей на лепестках калужницы, листьях купавок, с копошащимися в ее головках жучками, на веснушках куриной слепоты, бисерной россыпи незабудок.
Надо мной пронзительно кричат чибисы. Падают в траву, тут же взлетают и кружат с прежней неутомимостью. Успокаиваются не прежде, чем поднимутся следующие. Следующие тоже передают меня, и так до самой реки. Попадаются и другие птицы, в основном, плавунчики, слетающие с кулижек, но они как-то незаметны в царстве крикливых чибисов.
Много лет спустя садились в Домодедове. На выравнивании, то есть когда самолет, как бы съезжая с горки, выходит на прямую перед приземлением, в иллюминаторе промелькнул чибис. Необычным он показался, странным. Потом дошло — чибис молчал.
С детства эта черно-белая тупокрылая, медлительная в неровном полете, с легкомысленным хохолком на голове, птица знакома прежде всего по неотвязному крику.
Кричит, конечно, и тут, но среди турбинного рева и гула мы ее уже не слышим.
АПТЕКА В БОЛОТЕ
Я никогда не упускаю возможности завернуть в моховое, или, как еще говорят, глухое болото. Наградой бывает кружка клюквы, брусники или встреча с выводком рябчиков. В таких местах, где деревья стоят вкривь и вкось, человек ходить избегает, и птица бывает непугливой.
Впервые с моховыми болотами я познакомился, когда мы строили новый дом и ездили на Рыжке драть мох. Потом я перевидал моховых болот немало, но эти первые выезды особенно запомнились. Голенастые ели и пихты, зеленые где-то вверху, а посредине их сучья увешаны белыми «бородами» лишайников. В таких местах, по народным погудкам, живут лешие. В ненастье к ним бегают на вечерки ведьмы и под шорох дождя-листобоя водят унылые хороводы.
Под ногой кукушкин лен, страусово перо, поверх пухлых кочек клюква ровной россыпью или брусника в кисточках. Мох и лишайник. Если мох еще похож на растение, то лишайник кажется неживым, сухим и ни на что уже не годным — висит, только истощает деревья. На самом деле это не так.
Опыты ученых показывают, что лишайники предохраняют деревья от гниения.
В лишайниках заключено много лекарственных веществ, способных останавливать кровь, заживлять раны, излечивать нарывы, исцелять от простуды, от болезней легких и даже от зубной боли — целая аптека! Приходи, зверь, прилетай, птица, выбирай лекарство и лечись от своих болезней. И звери идут, и птицы летят.
Например, отощавшие за зиму лоси любят весной бывать в болотах. Ищут там и едят от каких-то недугов троелистку. Ужасно горькая трава, а зверю хоть бы что. Он за ней лезет в трясину и ищет, засунув морду по уши. Один лось этим занятием был так увлечен, что подпустил меня к себе вплотную.
Знаю случай, когда в начале сентября на кромке мохового болота был выбит из выводка молодой тетерев. К концу месяца поврежденное крыло совершенно затянулось, и он улетел.
В глухих болотах как-то особенно тихо. Идешь, не слышишь собственных шагов, и ничто не нарушает тишины, мягкой, как мох. Стук дятла и писк синиц не в счет.
Растут лишайники в глухомани, а таких мест остается не так много. Значит, их надо беречь.