Тау

Полотенец в ванной не было. Помывшись, я встала перед проблемой: вода была уже грязная, я была еще чистая, но полотенца, чтобы вытереться и завернуться у меня не было. Судя по тому, что Тамареск не спросил меня о полотенце, то он был либо не гостиприимен (либо смущен и сбит с толку происходящим), либо на Тау банных полотенец не было. Это тоже что-то новенькое, потому что я банные полотенца люблю и ими не пренебрегаю. Это хорошо, потому что, если бы все было так, как я задумывала, было бы скучно. А так все интересно, каждые пятнадцать минут что-то новенькое.

Время шло, мои спаситеи не появлялись. Мне стало скучно в ванной и я решила выйти и пойти поискать что-нибудь вроде пледа, ибо холодно мне мокрой.

Я вышла из ванной, как и давеча, но пошла не направо — на кухню, а налево — в неизведанное. Передо мною были две двери: на одной ручка аж блестела, а на другой ручку похоже даже не трогали. Странный это Тамареск Патанда: живет всего в одной комнате, хотя мог бы раскинуться на большую площадь.

Я здраво рассудила, что стоит пойти в ту дверь, в которую не входят, чтобы не нарушать личное пространство хозяина и нажала на ручку. Ручка предательски отвалилась, а дверь сама собой открылась. Значит, он пользуется обеими комнатами. То место куда я попала, проще было назвать сараем, но это была лаборатория, а еще точнее, некая творческая мастерская, но все было в грязи, в какой-то земле. Ах, ну да, он же у нас земляной маг. Я помялась на пороге, но входить не стала. Все равно ничего не пойму, только испачкаюсь опять, а откуда брать воду не знаю.

Я вышла, закрыла дверь и кое-как приладила ручку — меня здесь не было.

Во второй комнате шалман был тот еще. Женщиной здесь не пахло, обычное жилище достаточно молодого холостяка. Не удивительно, что он не пользуется успехом у женщин. Мы женщины, как кошки: домовых и леших не любим, нечисть на дух не выносим.

На столе валялись книги, бумага и карандаши. Они пишут примерно тем же чем и я; почему-то это было мне очень важно.

Ничего похожего на плед я не нашла, а посему закуталась в свитер, какой был почище, и села на краешек кровати. Оперлась руками на стол, взяла какой-то клочок бумаги и стала черкать на нем карандашом. Получилось изображение какой-то насекомой твари, с лапами, как у льва, хоботом слона и крыльями бабочки. Рисую я, конечно, отвратительно, но, что еще хуже, насекомое отряхнулось, махнуло крыльями и потопало по бумаге куда-то по своим делам.

— Чего? Ты куда? — выкрикнула я и попыталась пальцем прижать тварь на бумаге. Поразительно она ходила, как бы внутри листа бумаги. И остановить мне ее не удалось: она лишь пощекотала мои пальцы и пошлепала дальше.

— Тебе ходить не положено! — воскликнула я.

Насекомое обернулось и посмотрело на меня своими кривыми маленькими глазками, и выражение было в них следующее: "Ну, и дура ты! Тебе может и нельзя, но я то хожу!"

— Да, стой ты! Дай я тебе хотя бы ноги получше нарисую!

Насекомое подумало и вернулось в исходную позицию. На столе нашлось местное подобие ластика. Я стерла лапы у насекомого (это ему было неприятно) и стала рисовать новые. На этот раз я очень старалась. Насекомое ушло от меня вполне довольное. На краю листа оно взмахнуло крыльями и исчезло. Появилось оно на другом листе и увлеченно всасывало в хобот буквы.

Я была, мягко говоря, в шоке.

"Плед" написала я на листочке. Буквы мгновенно исчезли.

В коридоре послышалось шуршание, пришли мои спасители. Как же не вовремя! Свитер Тамареска слегка прикрывал то, что у людей ниже спины. Я была в панике.

— Святослава? — кто-то меня звал.

— Госпожа, где вы? — взволнованный голос Тамареска у самой двери.

Ручка повернулась, дверь приоткрылась и хозяин дома заглянул внутрь. Что он увидел я не знаю, не видела его лица. На меня сверху свалился плед, укрыв с ног до головы.

— Я тут, под пледом, — быстро сказала я. Ловко стянула плед с головы и замоталась в него, — Прошу прощения, я ваш свитер взяла. Полотенец не было, а я замерзла.

— Что такое полотенце? — спросил Тамареск.

Все ясно.

— Ну, это тряпочка, которой вытираются, — как могла объяснила я. — Я ваш свитер взяла, ничего?

Тамареск соображал что-то, видно думал о скрытом смысле чудого для него слова "полотенце".

— Я сниму, если вы против, — отчего-то сказала я.

Тамареск был недвижим и в мою сторону не смотрел, словно завис.

Я начала снимать свитер, параллельно заматываясь в плед целиком.

Тамареск бросился ко мне. Я хотела дать отпор, но он, проигнорировав меня, схватил листок, где мирно паслось мое буквоедливое насекомое.

— Это что?! — спросил он. Судя по всему он был в гневе.

— Это… я еще не придумала ему имя, — нарочито легкомысленно ответила я, — это Буквоежка.

— Откуда он взялся? — Тамареск посмотрел на меня. О, если бы взгляды могли убивать.

— Я его нарисовала. Мне нечего было делать. Он взял и ожил.

— Но это невозможно! — Тамареск взмахнул руками.

Буквоежка полетел в угол страницы. Другая рука господина Патанды задела меня: плед предательски выскользнул из рук и упал на пол.

— Ой, — только и хватило меня.