Тау

В ходе повествования рождается третий город, полный страхов и ужасов. И ты чувствуешь своих героев, чувствуешь, что ничем хорошим это закончится не может, да и не закончится это никогда: то, что ТАК началось, не может кончиться.

Когда приходишь к концу, который сам себя пишет, даришь все-таки надежду для себя, потому что любишь, потому-что хочется, чтобы все было хорошо.

Совсем не так было в другом случае. Там была бумага и ручка, были неясные образы, которые шевеились и что-то шептали. Был жонглер в цирке, обычная писательская влюбленность, без которой не возможно.

Сначала даже обидно: сплошные принцы и принцессы (детские сказки, ей богу!), а потом снова потекло легко и свободно, но книга сама себя не писала, я контролировала все, что происходило. И снова ничем хорошим не кончилось, но есть надежда: еще не конец, будет продолжение, оно не будет написано, но будет точно.

С Тау все совсем по-другому. Я сидела в кафе, в смертельной скуке, замыслов не было, читать чужое, мягко скажем, осточертело. Солнце светило, была весна, пылинки играли в луче, клубясь прямо над моим гляссе. По-началу я их разгоняла, но потом мне и это надоело. Я стала их разглядывать, их мельтешение, и вдруг приметила одну, очень необычную: она была похожа на кровать. Не знаю, что тут произошло, но пылинка, словно почувствовав мой интерес к ней, подлетела поближе и покрутилась вокруг оси. Медленно, чтобы я смогла ее рассмотреть, а затем села мне на руку. В этот момент и родился Тау.

Так ярко я еще не видела ни одно свое произведение. Каждый роман писался, как на духу, но еще более жгучим и страшным была необходимость издать эти романы, самое мое любимое детище. Я воспользовалась служебным положением, отредактировала все и принесла в свое издательство, но не от своего имени.

Мне отказали. Раз отказали, два отказали, три отказали. И я решила оставить это гиблое дело. Последний роман я не дописала и дописывать не собиралась. Роились в голове образы сотворения Тау, до ужаса напоминающие мне Египетские мифы, коих я знаток и любитель, но все это я отбрасывала на так называемое "кладбище идей", где лежал теперь весь Тау.

Глава 8. Знакомство с драконом

— Это все? — разочарованно спросил Гай.

— Первая часть, да! — авторитетно заметил Михас, — Их тут три, по числу эпох допамятного Тау.

— Эй, а читай еще, — попросил Тамареск.

— А не жирно ли, дорогой мой, детеныш разбитого сердца? — спросил Михас, — У меня язык уже болит и глаза слипаются, так что все. Ничего не знаю, всем спать!

Ночь прошла спокойно у всех, кроме Тамареска. Ему снилась пылинка и великий бог Ар. Солнцеглавый что-то требовал от него, но Тама не мог конкретно понять, чего именно он хочет. Затем он оказался на каком-то перекрестке, где жил спрут, и никто, кроме Тамареска этого спрута не видел. Тамареск знал об этом спруте все, он чувствовал ярость и голод этой твари, жадной до чужой жизни, он чувствовал, что спрут этот ждет одной единственной жертвы, а пока перекусывает перед трапезой и ждет.

Откуда Тамареск знал что это она? Он все знал об этой твари, но проснулся внезапно от приступа паники.

— Хозяин? — зашептал Эток, сверкая в темноте глазами.

— Просто дурной сон.

— Ты звал на помощь, не громко. Что-то случилось?

— Нет, нет. Просто новое место, как-то жутковато, — Тамареск встал и вышел на маленький балкончик.

Ночной ветерок, дувший с Силлиерии, освежил его и успокоил. Луна была полной, в такую луну у Ардогов принято устраивать турниры в деревне и выдавать замуж дев. Тамареску стало тоскливо: он снова думал о королеве.

Раздумья его были недолги и нетяжелы — их прервала тень.

Тень наползала на луну стремительно, стараясь закрыть собой древнее светило. Тень определенно летела со стороны ФОЛМиТа в Силлиерию.

— Ох ты, а это что? — спросил Эток, с интересом вглядываясь в ночное небо.

— А, Хетс его ведает, — отозвался Тамареск, наблюдая за приближением чего-то крылатого и без сомнения огромного.

Нечто приземлилось прямо на перила балкона и оказалось раза в два больше Этока, всего лишь. Чешуя в бледном свете луны отливала золотом, изумрудные глаза внимательно изучали сидевших на балконе.

— Извольте ответить, куда вы подевали моего друга? — поправив аккуратный монокль, спросило явление.

— Возможно, хозяин сего замка в своей опочивальне, — сказал Эток, пока хозяин разевал рот.

— Ох, какая приятная неожиданность, — удивился дракон, поправив смокинг.

— Мда, наши коты уже разговаривают, — констатировал факт Эток, — позвольте представиться: Эток — кот его превосходительства Тамареска Патанды Ардорского.

Сам Тамареск Патанда сидел разинув рот, и соображал, что происходит. Меньше всего он ожидал увидеть Золотого дракона, а уж апокалиптическая картина его разговора с котом, напрочь разбивала всю картину мира.

— Патанда очень знаменитая фамилия в Ардоре, — авторитетно заметил Дракон, разглядывая Таму.

— Да, — кивнул он.