Тау

— Но ведь Комрад…

— Он был твоим произведением. А Тамареск дитя Тау. Нигде, кроме Тау, он не выживет. Сквозь открытую дверь сможешь ходить ты, Тау, раз он смог воплощаться, и кошки, и все, кого ты придумала. В твоем мире они не будут иметь никакой силы, кроме облика. Но я чувствую еще что-то, — шаман прикрыл глаза и замолчал.

— Что же? — нетерпеливо спросила я.

— Не так скоро, но уже близко. Близок тот момент, когда родится нечто невообразимое, новое, то, чего никогда раньше не было, то, что сможет закрыть дверь между твоим миром и Тау, — медленно сказал он, — не бойся, девочка, не все так страшно. Все будет так, как ты того хочешь.

— Я смогу попасть в Тау, если вдруг окажусь в родном мире?

— Я не знаю. Я не слишком знаком с Вселенной, но боюсь, она постарается тебя не пустить.

Мне стало совсем грустно, я ковырялась в тарелке, кушать совсем не хотелось.

— Не печалься, девочка, смотри веселее, — сказал Ангикоха, встал, раскланялся и вышел.

— Вот наговорил гадостей, а потом "Не печалься, девочка", — продребезжал Гай, пародируя великого шамана.

— Я все слышу, господин Кабручек, — раздался из-за неплотно закрытой двери голос Ангикохи.

— Ну, и что? — пожал плечами Гай, отправляя в рот кусочек шашлыка из баранины.

— Свята, ты не хочешь прогуляться? — спросил Тамареск.

— Хочу, — я быстро встала.

— Извините, друзья.

— Какие могут быть проблемы, Тама, все в порядке, — серьезно сказал Михас.

Глава 14. Горькое счастье

Мы гуляли по анфиладе, тягостно молчали и теснее прижимались друг к другу.

— Можем представить, что я просто скоро уеду ненадолго, — сказала я, — Глупая мысль, конечно. Но когда у меня крыса умерла, я так сделала. Я ее похоронила даже в кораблике из газеты. Страшно подумать, Тама, я в своей жизни до тебя любила только ручную крысу.

— Ну, я могу порадоваться, что чем-то лучше крысы, — улыбнулся Тамареск, — Боюсь это гнилой номер, из той поездки ты можешь и не вернуться… и я как назло не могу последовать за тобой. Почему ты не придумала меня?

— Хватит уже мне выдуманных молодых людей… плавали, знаем. Мне не понравилось, понимаешь ли, — кривлялась я, — обними меня крепче, пожалуйста, мне холодно.

— На улице жара, а мне тоже холодно, — удивлялся Тама, — Может, это хлад могильный простирает к нам свои потненькие ладошки?

— Ох, ну и метафоры у тебя. Я возьму себе, мне понравилось, — засмеялась я.

— Пойдем наверх, здесь действительно ужасно холодно. У нас с тобой солнечная сторона, там должно быть пекло.

— Ага, завернемся в фольгу и ляжем спать…

— Зачем? — вытаращил глаза Тамареск.

— Запечемся в собственном соку, будем все такие вкусненькие, печеные, — засмеялась я.

— Жуть какая.

— Зато умрем в один день.

— В твоем мире это какой-то особый шик?

— Любить до гроба проще, если быстро, — выдала я, — Это не шик, просто есть на родине у меня такая присказка: "Жили они долго и счастливо, и умерли в один день".

— Запеченные в фольге, — договорил Тамареск, — Но тогда тебя не заберет Вселенная.

— И тебе не придется меня терять.

— Странной притягательности вариант. Сомнительный, я бы сказал.

— В любом случае, давай-ка поднимемся к солнцу поближе.

Мы вошли в жаркую комнату, я сразу же открыла окно.

— Душно здесь, как в духовке, ей богу, — откомментировала я.

— Кошмар, — согласился Тама.

Он подошел ко мне и обнял, нежно пощекотал ушко губами. Моя тога поползла куда-то вниз, я не осталась в долгу и сдернула с одеяния Тамареска брошь. Кусок ткани, в который он был замотан, упал на пол. (Здесь необходимо отметить, что национальная тога в Ардоре носится без нижнего белья и мужчинами и женщинами).

— Ах, вот ты какая коварная, — возопил он в комичном гневе и толкнул меня на постель, — за это я тебя съем!

Съесть он меня, конечно, не пытался, не для того разворачивал он мой фантик, чтобы сожрать, как конфету. Веселость наша довольно скоро сменилась нежностью. Тамареск неповторимо сочетал все, что я люблю. Все, что было, было слишком восхитительно, чтобы остаться правдой. Но и сном это не было.

Мы стали единым целым, я впервые почувствовала не просто соединение мужчины и женщины, а единство двух душ. Словно огромный охранный купол объял весь НАШ мир, и его уже ничто не могло разрушить. Все закончилось, и только ощущение "купола" осталось с нами. Какое-то время мне казалось, что мы чувствуем одинаково: он чувствует тоже, что и я, я чувствую его чувствами. Словом, мы были очень и очень счастливы, и не верилось, что когда-нибудь расстанемся. Это уже невозможно.

— Вы все правильно сделали, дети мои, — раздался ехидный голос Великого Шамана.

— Уйдите, Ангикоха, — лениво отмахнулась я, — Я не одета.

— А я и не подсматривал, я почувствовал. Это весь Тау почувствовал. Боюсь, что и Вселенная, отвернувшаяся на секунду, тоже… почувствовала…

Глава 15. Немного о повадках Великих Бабочек