Татуировка

В комнате историка стоял уже знакомый запах лекарств. Андрей в очередной раз удивился, сколь разительно отличается Антон Михайлович на этой стороне от самого себя, пребывающего в ином мире. А сегодня он выглядел еще хуже, чем прежде. Он снова сидел на кровати, направив ничего не выражающий взгляд куда-то сквозь экран телевизора. Лицо его осунулось, а ранее бледная кожа приобрела пергаментный оттенок. Белки глаз пожелтели, и казалось, что историк с прошлой встречи постарел на несколько лет. Может, пребывание на той стороне и дарило ему спокойствие, возвращая трезвость мыслей и самообладание, спасая от грустных воспоминаний о сыне. Но оно же вытягивало из него все жизненные силы. Что бы ни думал Антон Михайлович о Бездне и какие бы теории вокруг нее ни строил, одно было абсолютно ясно – он попал в ловушку, причем, в отличие от Андрея, пошел на это осознанно и добровольно. Но мог ли Андрей винить его за попытку заглушить боль потери? Может, это и было проявлением слабости, но он не знал, как поступил бы сам, окажись на месте историка.

Андрей замер рядом с кроватью, разглядывая старика. В этот момент ему казалось, что он знает Антона Михайловича уже много лет, хотя это была лишь вторая их встреча, и, судя по виду старика, запаху в комнате, даже какой-то неуловимой атмосфере, которую чувствовал Андрей, возможно, последняя.

Он раздумывал, как лучше выразить благодарность или хотя бы правильно попрощаться, но нужные слова так и не пришли. Тогда он просто подошел ближе, положил руку на худое, костлявое плечо старика, легонько сжал, постоял так несколько секунд и покинул комнату.

Виолетта встретила его в коридоре, предложила позавтракать, но Андрей отказался. Ему не терпелось скорее разобраться со вторым дневником и выяснить у Лизы, как вообще могла сложиться эта странная ситуация. Еще оставался Артур, с которым Андрей по-прежнему хотел встретиться и выяснить подробности похищения. Если верить Антону Михайловичу, то Москарев далеко не первопричина происходящих событий, но возможно, что именно он является ключом к ответу, а Артур был ближе всего к нему. Однако вначале ему следовало собрать все воедино, потому что пока в голове была полная каша из того, что говорила Лиза, писал и, возможно, переписывал Смолин и рассказывал Антон Михайлович.

– Виолетта! – позвал он. – Вчера Антон Михайлович говорил, что я могу взять одну книгу из его библиотеки. Это связано с моей работой…

– Конечно, это в его кабинете, – ответила Виолетта и тут же направилась вперед по коридору.

– Спасибо. Я верну ее, как только закончу.

Виолетта ничего не ответила. Они добрались до конца коридора, утопающего во мраке, она извлекла из кармана ключ и принялась ковыряться в замке.

– Редко сюда захожу, – сказала она. – Когда Антону Михайловичу становится лучше, он иногда просит меня принести ему какой-то ежедневник или дневник, не знаю, что он там читает, я не заглядывала.

Женщина справилась с замком и, раскрыв дверь, вошла в кабинет и щелкнула выключателем.

Андрей вошел следом и осмотрелся. Кабинет был совсем небольшим. Окна закрыты наглухо плотными шторами. В помещении держался дух затхлости, но пыли нигде не было. У левой стены стоял массивный стол из красного дерева, который Андрей сразу узнал. Только сейчас стол сиял чистотой, и на нем не было ничего, кроме настольной лампы с зеленым абажуром. Прямо за столом находился массивный и тоже знакомый Андрею шкаф с книгами. У дальней стены, напротив стола, была и та самая ветхая скамья с потрескавшейся краской. Заметив, как Андрей смотрит на неё, Виолетта сказала:

– Давно просила его выкинуть эту рухлядь, но он ни в какую. Даже в те дни, когда приходит в себя, зачем-то спрашивает, не выкинула ли я её. Беспокоится! – Она хмыкнула и задумчиво улыбнулась, словно вспоминая что-то. – Когда Яшка был маленький, он часто тихонько заходил сюда, пока Антон работал, и устраивался на скамейке, наблюдая за отцом. Никогда не мешал ему! Просто сидел, читал книгу или тихонько играл с чем-нибудь, пока не уснет. Антон потом относил его в кровать…

От Андрея не укрылось то, как легко Виолетта избавилась от отчества хозяина квартиры… И ему подумалось, что когда-то она была для Антона Михайловича не только сиделкой.

– А что случилось с мамой Яши? – спросил Андрей.

– Она умерла, когда Яшке пять было. Болела сильно.

Андрей кивнул и заметил, как в глазах Виолетты заблестели слезы.

– Бедный Антоша, – прошептала она. – Сначала жена, потом сын.

Андрей молча стоял, разглядывая скамейку. Ждал, пока Виолетта успокоится, но что-то в ее словах жалости показалось ему неискренним. Тонкая нота, легкое, едва уловимое изменение голоса, которое все же заставило вспомнить о странном предупреждении историка. Виолетта справилась с собой, утерла слезы и торопливо заговорила:

– Вы возьмите… Возьмите там, что нужно.

Андрей поблагодарил и подошел к шкафу. Взявшись за потертую позолоченную ручку, раскрыл дверцу, которая шла туговато и уже знакомо скрипела.