Тарантул

- А если виноваты, то надо и отвечать… Вы пришли в эту комнату с намерением молчать. Думаю, что вы даже примирились со смертью. Так?

Арестованный поднял глаза и неожиданно спросил:

- Что я должен сделать, чтобы мне сохранили жизнь?

- Не будем торговаться, - строго сказал Иван Васильевич, - у вас два пути. Продолжать запираться и этим поставить себя в ряды самых презренных преступников Второй путь - правда. Чистосердечным признанием и полной правдой вы искупите часть своей вины. Суд это примет во внимание.

- Хорошо. Я признаюсь! - твердо сказал арестованный Он хлопнул себя по коленкам и встал, но тотчас же спохватился и, чтобы замаскировать невольный жест, попросил: - Разрешите еще закурить?

- Курите.

Дрожащими пальцами он взял папиросу и сломал две спички, пока закуривал. Иван Васильевич взглянул на часы.

- Хотите есть?

- Не до еды сейчас.

- Почему? Перерыв кончится, и будем продолжать допрос. Придется сидеть всю ночь.

- Ну ладно если можно, поем. Иван Васильевич снял трубку телефона.

- Перерыв можно кончать. Стенографистку на место. Казанкову пришлите поесть.

Когда Бураков и стенографистка вернулись назад, Иван Васильевич сидел откинувшись на стуле, а пальцами постукивал по столу. Глаза его весело блестели. Бураков знал, что начальник обожает музыку и в минуты приподнятого настроения в голове у него всегда какая-нибудь мелодия.

Арестованный сидел сгорбившись, опустив голову на грудь, и даже не поднял ее при их приходе.

3. Допрос продолжается

- При каких обстоятельствах освободили вас из тюрьмы и что вы делали при немцах, расскажете позднее, - начал Иван Васильевич, когда арестованный поел. - Сейчас меня интересует задача, с которой вы приехали в Ленинград.

- В Ленинград меня послали потому, что я здесь жил до войны, - сказал Казанков, глядя прямо в глаза следователю.

- У вас есть родные?

- Здесь живет жена. Хотя я, конечно, не уверен. Может, она уехала или с голоду умерла. -

- Что знали немцы о вашей жене и знакомых?

- Они меня спрашивали подробно обо всех

- Вы им назвали фамилии и адреса?

- Да. Некоторых назвал.

- Кого именно?

Арестованный сообщил несколько адресов и фамилий.

- У вас есть дети? - продолжал Иван Васильевич.

- Нет.

- Люди, о которых вы говорили там, ваши друзья или просто знакомые, сослуживцы?

- Друзьями я не могу считать их. Гуляли вместе. когда деньги были, а когда под суд попал - отшатнулись.

- Больше вы никого не называли там?

- Нет.

- Говорите дальше. Зачем вас послали сюда?

- Послали меня с письмом. Я должен был разыскать одного специалиста, Завьялова Сергея Дмитриевича, проверить, где он живет и где работает, а потом передать письмо. Будто мой родственник привез его из Москвы.

- Дальше?

- Потом надо было сходить в аптеку на Невский, спросить там провизора, по фамилии Шарковский, и сказать ему так: «Григорий Петрович заболел и просил шесть порошков аспирина» На порошках он напишет или отзовет в сторону и скажет, когда и где с ним можно встретиться. Потом я должен ему сказать, что Григорий Петрович зайдет двадцатого ноября, если выздоровеет, и рассказать про письмо… которое привез.

- Что именно рассказать про письмо?

- Ну, как у меня все получилось… Нашел ли я Завьялова, передал ли письмо, живет ли он по старому адресу.

- Все это можно рассказывать своими словами?

- Да.

- Дальше?

- Потом я могу делать что хочу. Искать жену, знакомых… Велели найти всех, кого могу, и восстановить старую дружбу. Денег дали, чтобы угощать.

- Как вы должны были объяснить свое появление в Ленинграде вашим знакомым и жене?

- Объяснить так, что, дескать, выпустили раньше срока из тюрьмы ввиду войны.

- Значит, предполагалось, что вы приехали с Большой земли?

- Почему с Большой земли? - не понял Казанков.

- Ленинградцы так называют всю страну, - пояснил Иван Васильевич.

- Да, да. Мне говорили, - вспомнил арестованный. - Правильно. Нужно было сказать, что я вернулся из Сибири. Будто бы туда меня эвакуировали при наступлении немцев.

- Почему вы выбросили бумажник?

- Мне велели уничтожить письмо, если что-нибудь случится. А письмо я не успел вынуть. Моряк меня захватил врасплох.

Казанков отвечал охотно и даже несколько торопливо, видимо боясь, что его могут заподозрить в неискренности. Иван Васильевич не спускал с него глаз, и малейшее изменение в выражении лица не ускользнуло бы от его внимания. Без сомнения, он говорил правду.

- Что вам сообщили про Завьялова?

- Ничего особенного. Просто приказали передать ему письмо… Разрешите еще закурить?

- Курите.

Пока арестованный закуривал, Иван Васильевич делал пометки на листе бумаги. Бураков сидел плотно сжав губы, стараясь не пропустить ни одного слова. Стенографистка, записывавшая показания, подняла голову и с любопытством разглядывала арестованного.

- Я попрошу вас повторить слово в слово ту фразу, которую вы должны были сказать при явке в аптеку, - продолжал Иван Васильевич.

Арестованный повторил.

- Ее нельзя перефразировать или переставить слова по-другому?

- Нет. Заставили выучить наизусть и несколько раз спрашивали. Это как пароль.

- Так. А все остальное можно говорить своими словами?