Тарантул

Бураков поднял голову и пристально посмотрел на арестованного, но тот сидел опустив голову и не обратил па это никакого внимания.

- А чем вы больны? - спросил Бураков прежним тоном.

- А я точно не знаю.

- Как же это вы не знаете свою болезнь? Что-то не так.

- А так ли, не так, все равно вы не верите! - сказал вдруг с раздражением арестованный.

- Почему не верим? Наоборот, я верю всему, что вы говорите, но хочу уточнить, чтобы поверили и судьи. Если вы считаете, что следователь заинтересован приписать вам поступки, которых вы не совершили, то ошибаетесь. Мы заинтересованы только в одном… узнать правду. Если вы этого тоже хотите, то наши интересы совпадают…

Стенографистка покосилась на Ивана Васильевича и прикрыла рот рукой. Он понял причину улыбки. Бураков даже в интонациях подражал ему, хотя сам и не замечал этого.

- Если вы не хотите говорить, - продолжал серьезно Бураков, - это ваше дело, но тогда достается пробел. Чем его заполнить? Так или иначе, но отвечать вам придется на все вопросы. Насчет болезни мы установим через врачей, и они определят, чем вы больны. Оставим вопрос открытым. Вчера рано утром вас задержали на Невке. Так?

- Да.

- Что вы там делали?

- Рыбу ловил.

- Какую?

- Какая попадется.

- Поймали что-нибудь? - Не успел. Я только что приехал.

- Почему вы бросили лодку и хотели скрыться?

- Испугался.

- Чего?

- Думал, что не разберутся, арестуют. Время военное.

- Как оказался бумажник в воде? - Я его достал, чтобы документы предъявить, а как раз в это время лодка качнулась, когда я хотел на катер залезать. Он и выпал.

- Где вы взяли лодку?

- У товарища.

- Как его фамилия?

Арестованный задумался и снова сказал с горечью:

- А что говорить зря. Все равно вы мне не верите.

- Странный вы человек. Я же вам сказал, что верю, но если произошло недоразумение и вас задержали при Таких обстоятельствах, надо все выяснить. Как фамилия Вашего товарища, который дал вам лодку?

- Не буду я ничего говорить. Вы и товарища посадите.

- За что?

- А за что вы меня посадили?

Допрос затягивался.

Теперь Иван Васильевич разобрался в этом человеке и понял, что в армию Казанков не был призван потому, что сидел в тюрьме. И об этом Казанков проговорился сам. «Доходяга» и «списать по актировке» - типично Тюремные выражения. Если он их употребил, то сделал это машинально и, значит, в тюрьме сидел немало времени. Странно, что Бураков не использовал эту оговорку.

- Сделаем перерыв, - сказал Иван Васильевич, поднимаясь. - Надежда Аркадьевна, вы пока свободны. Сходите в столовую.

- Вы останетесь здесь? - спросил Бураков.

- Да. Я вам позвоню.

Помощник понимал начальника с полуслова и молча вышел за стенографисткой.

Чтобы дать арестованному свыкнуться с его появлением, Иван Васильевич несколько раз прошелся по комнате и сел на место Буракова. Арестованный, смущенный неожиданным вмешательством, оправился и с любопытством разглядывал Ивана Васильевича. Раньше, ослепленный яркой лампой, он его не видел.

- Если вы хотите курить, - пожалуйста) - предложил Иван Васильевич, кладя на край стола папиросы и спички.

Арестованный, не разгибаясь, подошел к столу, взял папиросу, прикурил, пятясь вернулся на место и с наслаждением затянулся.

- Спасибо

- Вы, конечно, догадались, что я человек не посторонний, - начал медленно говорить Иван Васильевич. - Слушал я ваш допрос и размышлял про себя. Откуда у нас берутся преступники? Ведь человек рождается не преступником. У каждого из них есть хорошее детство, юность, молодость, и каждый хочет себе добра. В чем дело? Вы никогда не задумывались над этим вопросом?

- Нет, - настороженно сказал арестованный.

- Сейчас мы говорим один на один и никакого протокола не ведется. Я вам задал этот вопрос не случайно. Есть русская пословица: «От сумы да от тюрьмы не отрекайся». Она, может быть, в какой-то степени и устарела, но по существу правильная. Бывает такое стечение обстоятельств, которое трудно предвидеть, и человек запутывается. Наш закон это предусматривает и судит строго, по справедливо. Закон дает преступнику возможность искупить свою вину и вернуться в общество. Это зависит от воли и характера… Неужели вам не приходилось думать об этом, когда вы сидели в тюрьме?

- Здесь? - с удивлением спросил арестованный, и этого восклицания Ивану Васильевичу было достаточно, чтобы утвердиться в своем предположении.

- Нет, раньше. Перед войной, - уже уверенно сказал он.

- Откуда вы… Почему вы думаете, что я сидел в тюрьме?

- Да потому, что у меня есть некоторый опыт. Вы, вероятно, считаете себя единственным. Ошибаетесь. Вы не первый и не последний. Нацисты умеют использовать в своих интересах человеческие слабости.

Иван Васильевич говорил, не спуская глаз с лица арестованного. Складка на переносице Казанкова постепенно углублялась, он делал глубокие затяжки, а значит, слушал внимательно и думал.

- До войны у вас была растрата, что ли? - спросил подполковник.

- Да Было такое дело… Проворовался.

- Ну, а кто виноват в том, что вы проворовались?

- Никто… Сам виноват.