Тарантул

– Теперь смотри сюда, – сказал Трифонов, разворачивая листок бумаги, на котором было нарисовано что-то вроде карты. – Вот дорога. Тут мостик. Здесь склады. Эта тропка через все кладбище идет. Следи за тропкой. Видишь поворот? Вот здесь, в этом районе, вы поставите западенки. Деревьев там много. А тут тайничок раскинете. Кумекаешь? По тропке много всякого народу ходит, а как который свернет сюда, во все глаза смотри, куда он пойдет. Но сам… Боже тебя упаси, если он заподозрит, что ты следишь. Все! Конец! Дело провалишь! Чуешь» Степа?

– Да что я, маленький, что ли? – с явной обидой сказал Степа. – Не первый раз.

– А дружок у тебя надежный?

– За Сашку я не ручаюсь… Вот если бы Васька был здоров…

– Про Ваську поминать нечего. Если он в госпитале лежит, – значит, не выпишут раньше времени.

– Василий Алексеевич, а если Сашке ничего не говорить?.. Просто надо, мол, птиц наловить – и все.

– Можно и так.

– А то и на самом деле… вдруг разболтает кому-нибудь, а потом я буду виноват, – сказал Степа, но, чувствуя несправедливость, прибавил: – Вообще-то он парень хороший. Мы с ним в одной школе учились.

Мать принесла сковородку с мелко нарезанным шипящим картофелем, и снова разговор принял другое направление. Уклониться от ужина не удалось, да Трифонов не очень настойчиво и отказывался. Картофель в Ленинграде был блюдом незаурядным, и водился он только у тех, кто сам позаботился вырастить его где-нибудь на бывших цветочных клумбах, на пустырях, во дворах. Остальным ленинградцам по карточкам выдавали крупу.

– Кушайте на здоровье, – говорила Варвара Васильевна, с гордостью накладывая на тарелку аппетитно поджаренный картофель. – Мы от прошлогодней картошки все верхушки срезали и много ее вырастили. С непривычки-то я сначала не верила. Все думала, не вырастет из верхушек. На семена много оставила цельной… па всякий случай. А теперь жалею. Надо бы и с семенной тоже верхушками посадить. Сколько зря картошки пропало! Теперь буду умней,

– Опыт великое дело.

– А Степан еще что делал… Некоторые стебельки отдельно отсадил, золой их удабривал… И что вы думаете? Тоже наросла картошка, и много!.. Ему бы в агрономы учиться. Любит он в земле копаться,

– А ты думаешь, агрономы в земле копаются? – спросил Степа и сейчас же ответил сам; – Ничего подобного!

– Не мели! – строго сказала мать.

После ужина Степа вышел проводить Трифонова во двор, и здесь они закончили оперативный разговор.

Самое приятное в поручении Трифонова – таинственность. Под видом невинных любителей они поедут на Никольское кладбище и будут ловить птиц. Но каких птиц? Никто не должен знать, что Степку интересуют не крылатые, а двуногие «птицы». Тайна распирала Степкину грудь, хотелось с кем-нибудь поделиться, похвастать поручением… Но с кем? Васька в больнице, а Мишка где-то пропадает и домой почти не заходит. А больше сказать некому. Сашке решили не говорить. Но все-таки надо же как-то объяснить свое странное предложение…

Попрощавшись с Трифоновым, Степа отправился на второй двор, где жил приятель-птицелов.

Предложение очень удивило Сашку.

– Не знаю, чего ты выдумал… – неуверенно проговорил он, почесывая давно не стриженные, спутанные волосы. – Есть у меня один пухлячок. Хочешь, продам? – предложил он.

– А что мне твой пухлячок! Мне надо много птиц, и разных.

– Вот еще… разных! А где ты их возьмешь? Летние давно все улетели…

– При чем тут летние? Синички есть? Снегири, щеглята есть?

– Ну, есть.

– Вот их-то нам и надо. Ты не бойся… Я обо всем договорился. Заплатят. Сколько ни поймаем, за всех заплатят.

– А кормить их чем?

– Фу ты какой! Зачем кормить? Как только поймаем, сразу сдадим. Не помрут же они за день.

Сашка снова почесал свою растрепанную гриву и неопределенно хмыкнул. Было ясно, что Степкино предложение соблазняло.

– Ну, а зачем обязательно на Никольское кладбище? – спросил он. – Пойдем лучше на Крестовский остров или на Каменный.

– Так туда и пустят! Там воинские части. А ты что, покойников испугался?

– А чего их бояться? Позапрошлой зимой у нас рядом, в прачечной, покойников было знаешь сколько… и то не боялся. Выйдешь из дома, а он поперек дорожки лежит. Ну и что? Переступишь и пойдешь…

Разговор затягивался, и Степа решил немного приоткрыть тайну своего предложения.

– Слушай, Сашка… Ты можешь держать язык за зубами?.. – таинственно спросил он.

– А что?

– Если я тебе скажу один секрет, ты можешь никому, ни одной душе ни слова?..

– Ясно, могу.

– Дай честное слово.

– Ну даю.

– Нет. Ты скажи: «Даю честное ленинское слово, что никому, ничего, никогда не скажу!»

Заинтригованный Сашка охотно повторил обещание.

– Вот! – одобрительно сказал Степа. – Но помни… Если проговоришься, то несдобровать… Теперь слушай. Ты знаешь, кому нужны птицы? Ты думаешь, мне? Как бы не так! Они «там» нужны.

Последнюю фразу он произнес шепотом, многозначительно подняв палец. У Сашки глаза стали совсем круглые, но выражали они только одно – недоумение.

– Понимаешь, «там»! – еще таинственнее продолжал Степа. – Помнишь, как мы ракетчиков ловили в сорок первом?

Сашка молча кивнул головой.