Тарантул

- Ну ты, блин, даешь? - переживает Иван. - Как сейчас-та?

- Ничего, - отвечаю. - До свадьбы заживет.

- Не, - думает Иван. - Сегодня ж свадьба-та?

Казалось, вся деревня готовилась к предстоящему торжеству. Над огородиками тянулся хмелящий дымок - хлопотливые хозяйки наваривали самогон. Поднимая столбы пыли, над местным бездорожьем летали, как ракеты, мотоциклетки и малолитражки. Тормозили у дома невесты, выгружались и снова пылили в соседнее Залипухино. По-видимому, действительно свадьба обещалась быть всенародной.

Мы же с Иваном плелись по деревенским улочкам, останавливаясь у каждого подворья. Старики и старушки внимательно знакомились со мной, виноватились: а мы вот живем, хлеб жуем, а молодые вон... Эх, война-война, будь она проклята вместе с теми, кто её начал, чтобы гореть им вечно в аду, христопродавцам.

Потом мы присели на самодельную скамеечку под скосившимся забором. Иван закурил. В пыли лежали куры, как солдатские пилотки.

- Что-то не так? - спросил я.

- Тут тако дело, Леха, - сказал Иван. - Тебе для ориентаци, так сказать...

- Что?

- Страсти у нас всяки, - пыхнул дымом, посмотрел в небо. - Вообчем, Зинка, невеста нынешня, гуляла до армии с Ваней... И вроде как забрюхатила...

- И хорошо, - сказал я.

- Не очень-та. Ваня в армию, а она с другим. С Петюхой...

- Женихом?

- Ага, - вздохнул. - А тетка Маня, ну, маманя Вани: женихайтесь, а дятя, как уродитца, збираю я.

- И что?

- А Петюха, что дятя его, и Зинка ему об энтом...

- Ну, - почесал затылок, - какое-то у вас латиноамериканское Залипухино?

- А то, - согласился Иван. - Живем вроде у кино. У нас ж бяда, когда энту мандю мылять на экране, коров бабы не доють.

По дороге трещал старенький кургузенький "Беларусь". Измызганный тракторист, чертом прыгая на высоком сидении, проорал нам с веселым исступлением:

- А свадьба пела и плясала. И было этой свадьбе места мала-а-а!..

- Свадебка-то будет мордобойная, - заметил я.

- Это уж, как повернеца, - философски заметил Иван. - Все зависить от людей.

- Люди - наше богатство, - усмехнулся я.

- Как урожай, - уточнил Иван, - в закромах родины.

... Встречал нас брёх дворняжки - мелочилась под ногами, когда мы проходили по летнему дворику. Иван гаркнул:

- Цыца, Цезарь, мать твою римску так!

Песик чихнул, и наступила тишина - мы прошли к дому. Он был старым, краска облупилась и висела лохмотьями.

- Тетка Маня, - крикнул Иван, - энто мы!

- Кто там? - дверь скрипнула. - А ребята, - на пороге появилась женщина небольшого росточка с покрытой темным платком головой, похожая на школьную сельскую учительницу. Впрочем, она ею и работала. Лицо было неестественно постаревшим.

- Это Алеша, тетка Маня... А хозяин-та где? На уборке?

- Да, - протянула руку. - Здравствуй, Алеша.

Рука мамы моего друга была холодна, как Город, где погиб её сын.

Потом я один сижу в сумрачной комнате. Это комната Вани Стрелкова. Он здесь жил. На стенах - любительские фотографии. Окно задернуто шторами, и от сумерок фотографии кажутся размытыми. Как наши судьбы.

Мы с Ваней дали слово друг другу, что если вдруг что-то случится... Это немилосердно к живым, но это нужно им, павшим... Это нужно тем, кто выжил и вернулся из того, простреленного мира.

Потом мой голос заполняет пространство комнаты, мой голос глух и спокоен. Никогда не подозревал, что о смерти можно говорить так спокойно. Я бы возненавидел человека, который так спокойно рассказывает о гибели своего товарища, если бы этим человеком не был я сам.

Когда ты не один, надо сдерживать свои чувства?

Я не говорю всей правды. Зачем такая п р а в д а матерям? Я хочу быть милосердным к живым...

- А нам, Алеша, - улыбнулась женщина, - прислали медальку. За мужество, что ли, Ванино? Сначала его, мертвого, а потом медаль. Такая легкая, как оловянная. Верно, все хорошее железо ушло на гробы, так?

- Ладно, тетка Маня, - Иван обнял её за плечи. - Ты ужо прости нас, что встревожили.

- А как можно мертвую встревожить? - смотрела сухими, выплаканными глазами.

- Ты это брось, тетка Маня, - сказал Иван. - Ты живее всех живых.

- А чувствую себя, как мертвая, - улыбнулась. - А мертвые сраму не имут. Так, Алеша?

- Да, - ответил я.

Я был живой. И несмотря на то, что был живой, я ничем не мог ей помочь. Быть может, я тоже был мертвым?

Я хотел уехать из Стрелково. И попытался объяснить, что утром - на кладбище, а вечером - на свадьбу, это как-то странно, неправда ли? На что Иван отвечал: в деревне живут практичные люди, это мы, городские, всякие душевные враки допускаем, а здесь куда все проще... И я остался.

Само торжество началось с оглушительного, остервенелого лая окрестных собак, встречающих праздничный кортеж залипухинского жениха. И псов можно было понять: создавалось впечатление, что в воздушных сумерках двигается бронетанковая колонна.