Двадцать минут я маялся от безделья. Приковылял облезлый подвальный кот. Сел напротив, принялся канючить. Я шикал на гостя с минуту, пока не понял, что котяра притопал на запах сарделек от моих рук. Чтобы попрошайка не заглушил нужных звуков, я поделился половиной сардельки.
В половине восьмого в квартире бухгалтерши со стороны спальни заскрипела кровать. В восемь тридцать пять из спальни к туалету прошаркали тапочки. Пришлось слушать продолжение.
Полилась вода из унитаза.
Я приготовил клубок ветоши.
Хозяйка протопала в ванную. В такую жару душ по утрам не принимает только тот, у кого душа нет.
В подвал просочился шелест: пластиковые петли душевой занавески проехались по направляющей.
В дно ванны ударили струи воды. Донёсся стон облегчения. Ещё бы не стонать! Жарило всю ночь, а тут тебя обдаёт прохладной водой!
Времени намылиться я бухгалтерше не дал.
Без единого звука я разъединил стык канализационной трубы с отводом, воткнул в стояк заглушку. Умудрился даже не замочить руки.
Я пулей пронёсся к люку, выпрыгнул из подвала. За спиной раздался знакомый рык. Я повернулся, с проворностью факира достал из кармана сардельку. Кавказская овчарка вильнула хвостом.
На сей раз псинка охраняла пустую лестницу. Видать, хозяин вышел прогулять собачонку, да забыл сигареты. Вернулся за куревом домой, а собачку – опять без намордника – на минутку оставил в подъезде. Не таскать же беднягу вверх-вниз!
Я бросил сторожу сардельку. Кусок варёного фарша провалился в глотку собачонки без задержки, только зубки лязгнули на весь подъезд. Остаток взятки – полторы сардельки – псина проглотила за полторы секунды. Рык прекратился. Я перекрестился. Собачка завиляла хвостом, подняла с пола пыль.
Я выскочил на улицу, оббежал дом, прыгнул в машину, в пять секунд подкатил к первому подъезду, под окна казначея.
С ящиком инструментов в руке, в синем потрёпанном комбинезоне с изображением гаечного ключа и словом “сантехработы” на спине – с тем же словом и моим телефоном на борту машины – я задрал голову вверх, всмотрелся в балкон девятого этажа, принялся сигналить. Я делал вид, будто меня – сантехника – вызвали, а подъездную дверь открыть забыли.
Краем глаза я уловил движение в окне квартиры на первом этаже. Через секунду звякнул мобильник. Я убрал палец с клаксона, включил на мобильнике запись разговора, снял трубку, представился.
– Сантехработы. Быстро, качественно, дёшево.
Динамик мобильника взорвался скороговоркой.
– Вас мне сам бог послал! Меня тут заливает. Я вызвала аварийку, но их пока дождёшься! Вы не могли бы посмотреть, что у меня с канализацией? Я тут, рядом. Вы стоите напротив моего окна. Посмотрите на первый этаж.
В окне на первом этаже раздвинулись занавески, показалась голая рука, помахала. Я кивнул: мол, вижу. Ромкин казначей тараторить не прекращал.
– Я вам заплачу, сколько скажете, только побыстрее, пожалуйста!
– Но у меня вызов. Надо установить мойку…
– У меня забилась канализация, вы не понимаете?! Вы можете хотя бы посмотреть? Я же не бесплатно…
– Посмотреть? Что я там не видел?
– Ну, починить, если что. У меня из унитаза вот-вот перельётся… Позвонила в ЖЭК, но наши алкаши пока приедут… а мне квартиру заливает. Ну, пожалуйста! Ну, я вас очень прошу!
Я склепал недовольную гримасу: мол, у меня дел по горло, а тут вы, хозяечка, со своим дерьмом! Три секунды я ломался, затем взглянул на окно казначея, кивнул, указал взглядом на подъездную дверь: мол, открывайте.
Не успел я подойти к дому, как бухгалтерша уже распахнула подъездную дверь. В махровом банном халате да с полотенцем на голове и без того немаленькая дама казалась вдвое больше.
Казначей всплеснула руками.
– Быстрее! Что ж вы так медленно, а?
– Мне спешить некуда.
Кавказская овчарка всё ещё охраняла лестницу. Рычать на меня псинка передумала, а вот вилять хвостом я её не просил.
Казначей посмотрела на меня, перевела взгляд на виляющий хвост, затем уставилась на меня как на Деда Мороза, что принёс подарки восьмого марта.
– Странно. Обычно Дик на незнакомых гавкает. Хотя бы рычит. Ну, пошли, пошли. Не бойтесь, вы рядом со мной, Дик не укусит.
– Собачка ваша?
– Дик меня знает. Пошли.
Бухгалтерша открыла дверь в квартиру, жестом пригласила внутрь. У порога я натянул на мокасины пластиковые пакеты, шагнул в коридор. Бухгалтерша подарила мне восхищённый взгляд.
– Ну и сервис! Как в лучших домах!
Я взглянул на обувь, что стояла у двери. Туфли-балетки, босоножки, женские домашние тапочки. Синих мужских вельветовых тапок сорок пятого размера я не заметил.
На полу лежал коврик с хозяйской обувью, на стене висело зеркало, да рядом стену украшала вешалка из трёх рожков. Никаких ящиков, шкафов и антресолей, где могли прятаться ромкины тапки. Только зеркало, коврик да вешалка.
Я прошёл в туалет. Грязная вода вперемешку с ошмётками дерьма подступила к ободку унитаза. Я заглянул в ванную. Треть ванны заполнила та же смердящая смесь, что и унитаз.