Тарантелла

— Христос, — помог и ему Адамо. — Только я что-то не совсем понял вас, padre, как-то всё противоречиво у вас выходит… А я думаю, всё это варианты предыстории, которую человек подстраивает под себя всякий раз заново задним числом. Роды в воде, например, предыстория мыслящего тростника. Большой слон падает, потому что неуверенно стоит, по-видимому — всего лишь на двух ногах. Тогда он — человек Платона, двуногое без перьев. Маленький же слон представляет собой разумное животное. Где в этой аллегории показана тварь дрожащая? Разумеется, там её нет: потому что она — сам актуальный человек, не способный окончательно решить, какую из предысторий себе выбрать, и всякий раз задним числом подстраивающий её к своим актуальным нуждам, к своему сейчас. Разумеется, в этой аллегории самого автора её нам не найти. Так ведь и культурные учёные ищут связующее звено между человеком и обезьяной — и не находят, и никак не могут подстроить под себя эту предысторию, потому что ищут вне себя. Где угодно, иногда и совсем близко от себя, но только не в себе. Точно так, как вы вашего змея, padre, ищете где угодно, но только не…

— Пожалуй, мне пора уходить, — объявил священник, не сдвигаясь с места. У меня ещё много сегодня дел. А змея, что бы вы ни говорили, всегда можно найти поблизости, вот в вас, например, или вон в ней. В любом звене цепи, связавшей по рукам и ногам падшего человека: цепи земных причин и следствий, которую вы все добровольно надели на себя. Печальная, конечно, участь… Но разве из вашей доброй воли не выходит, что участь, уготовленная вам Создателем, справедлива? Правильный ответ подскажите себе теперь сами.

— Выходит, что и змей создан для человека, то есть, уготовлен и хитрейшим способом подстроен ему, — подсказала она. — Типичная провокация, чтобы после якобы законно применить насилие. Если жертва чувствует себя виноватой, и сама хочет наказания, то, конечно, безропотно его и примет. А кому поручить провокацию — дело случая, или прихоти.

— Вам видней. Только чего ж вы всё ропщете? Противоречивы не слова мои, а ваши размышления об их смысле, — возразил священник, — и вытекающие из них поступки. Я вам обоим на то указывал неоднократно.

— Ладно, — согласился Адамо, — но об этом в другой раз. А что в вашей книжке говорится про вашего отца-создателя, signorina, про вашего папочку-льва? Есть там что-нибудь про него? А если есть — не забудьте и про себя: уж коли он лев, то вы какая-никакая, а львица. Ну, так как, скажем, рожает львица?

— Три свойства имеет лев… Вот видите, — воскликнула она, — вы действительно не нуждаетесь в дополнительных объяснениях! Значит, Адамо, за плечами у нас действительно одно и то же. Когда же львица родит, приносит мёртвого и слепого детёныша, сидит и сторожит его до трёх дней. Через три же дня приходит лев, дунет ему в ноздри и детёныш оживёт. Второе свойство льва: когда спит, глаза его бодрствуют. Третье свойство: когда львица бежит, следы заметает хвостом, и охотник не может отыскать следов её…

— И это ясно: левая рука всякого творящего милостыню не знает, что творит правая его.

Несмотря на своё заявление, prete, оказывается, до сих пор ни шагу не сделал по направлению к выходу. Конечно, кому хочется упускать возможность подслушать чужой, в сущности, разговор, пропустить мимо ушей что-нибудь важное… для прихожан, для кооператива. Такой случай узнать что-нибудь новенькое об этих собеседниках подворачивается не каждый день. А в исповедальню их и культурным фактом яблочка не заманишь. Но какая разница, какие движения делает, а какие не делает тело, которому поручен голос из области тьмы за сценой, какие именно движения там во тьме проделывает никто? Они всё равно не видны никому, да и не интересуют никого.

— Это вы, наверное, и про ваше начальство, padre… А я в объяснениях действительно не нуждаюсь, — подтвердил Адамо. — И всё же вы ошибаетесь: за плечами у нас не одно и то же. Я давно сбросил этот горб, который вы называете университетом, как рюкзак. И забыл. Ни к чему он мне… А вы свой рюкзак ещё таскаете, и вон как бешено. И теперь я отличаюсь от вас больше, чем от тех, с кем вы сегoдня успели поговорить. От них меня отличает только то, что я не решаюсь выходить в такую жару наружу. Потому вам только кажется, что я другой. Я просто выгляжу иначе, да и то лишь потому, что не загорел.

— И кепка ваша выглядит новей, это так. Но всё равно, понять меня тут некому, кроме вас. Может, вы и правы, и я сама стимулировала их подозрения. Но это не нарочно. Я поначалу не спорила с их, да и вашими предположениями, для безопасности. Я почувствовала себя беззащитной в первые же минуты, как приехала. Причина? А по вашей милости.