Нe удовлетворенный таким заменом, Иван Васильевич потребовал по крайней мере "Виды губернского города".
На это книгопродавец отвечал, что виды у него точно есть, и что он их дешево уступит, и что ими останутся довольны, но только они изображают не Владимир, а Цареград. Иван Васильевич пожал плечами и вышел из лавки. Книжный торговец преследовал его До улицы, предлагая попеременно новые парижские карикатуры с русским переводом, "Правила в игру преферанс", "Новейшай лечебник" и "Ключ к таинствам природы".
Бедный Иван Васильевич пошел осматривать город без руководства и невольно изумился своему глубокому невежеству. Даром что он читал некогда историю; но он ничего твердого к определительного удержать из нее не мог. В голове его был какой-то туманный хаос: имена без образов, образы без цвета. Он припомнил и Мономаха, и Всеволода, и Боголюбского, и Александра Невского, и удельное время, и набеги татар, но припомнил, как школьник твердит свой урок. Как они тут жили? Что тут слалось? - кто может это теперь рассказать? Иван Васильевич осмотрел золотые ворота с белыми стенами и зеленой крышкой, постоял у них, поглядел на них, потом опить постоял да поглядел и пошел далее. Золотые ворота ему ничего не сказали. Потом он пошел в церкви, сперва к Дмитриевской, где подивился необъяснимым иероглифам, потом в собор, помолился усердно, поклонился праху киязей... но могилы остались для него закрыты и немы. Он вышел из собора с тяжелою думою, с тяжким сомнением... На площади толпился народ, расхаживали господа в круглых шляпах, дамы с зонтиками; в гостином дворе, набитом галантерейной дрянью, крикливые сидельцы вцеплялись в проходящих; из огромного здания присутственных мест выглядывали чиновники с перьями за ушами; в каждом окне было по два, по три чиновника, и Ивану Васильевичу показалось, что все они его дразнят... Он понял тогда или начал понимать, что сделанное сделано, что его никакой силою переделать нельзя; он понял, что старина наша не помещается в книжонке, не продается за двугривенный, а должна приобретаться неусыпным изучением целой жизни. И иначе быть не может. Там, где так мало следов и памятников, там в особенности, где нравы изменяются и отрезывают историю на две половины, прошедшее не составляет народных воспоминаний, а служит лишь загадкой для ученых.
Такая грустная истина останавливала Ивана Васильевича в самом начале великого подвига. Он решился выкинуть из книги путевых впечатлений статью о древностях и пошел рассеяться на городской бульвар. Местоположение этого бульвара прекрасно: на высокой горе, над самой Клязьмой. Вдали расстилается равнина, сливаясь с нсоосклоном. Иван Васильевич сел на скамейку и начал задумчиво глядеть в даль, неопределенную и туманную, как судьба народов. Он долго думал и не замечал, что какой-то господин, отвернувшись к нему спиной, сидел с ним на одной скамейке и тоже размышлял, насвистывая какой-то итальянский мотив.
"Ба! Да это из "Нормы" [Норма - опера итальянского композитора Беллини (1801-1835)], - подумал Иван Васильевич и обернулся.
Оба вскрикнули в одно время:
- Федя!
- Ваня!
- Каким образом!
- Какими судьбами!
- Сколько лет, сколько зим!
- Да, кажется, с самого пансиона.
- Да, да... лет шесть.
- Нет, брат, восемь лет: Время-то как идет! Ты как здесь?..
- Проездом, а ты?
- А я живу.
- В губернском городе!
- Да, что делать!
- Эх! Да как ты постарел!
- А ты, брат, так переменился, что если бы не голос, так просто узнать нельзя. Откуда взялпсь бакенбарды!
- А право, мы хорошо живали в пансионе.
- Веселое было время.
- Помнишь ли Ивана Лукича, инспектора, и Сидорку-разносчика, и углового кондитера?
- А помнишь, как мы впотьмах забросали Ивана Лукича картофелем и как мы у учителя арифметики парик сожгли? Правду сказать, ты лениво учился.
- А ты никогда урока не знал.
- Что, ты играешь еще на флейте?
- Бросил. А ты все еще пишешь стихи?
- Давно перестал... Скажи-ка... что же ты теперь поделываешь?
- Я был четыре года за границей.
- Счастливый человек! Я чай, скучно было возвращаться?
- Совсем нет, я с нетерпением ожидал возвращения.
- Право?
- Мне совестно было шататься по белому свету, не знав собственного отечества.
- Как! Неужели ты своего отечества не знаешь?
- Не знаю, а хочу знать, хочу учиться.
- Ах, братец, возьми меня в учители, я это только и знаю.
- Без шуток: я хочу поездить да посмотреть...
- На что же?
- Да на все: на людей и на предметы... Во-первых, я хочу видеть все губернские города.
- Зачем?
- Как зачем? Чтоб видеть их жизнь, их различие.
- Да между ними нет различия.
- Как?
- У нас все губернские города похожи друг на друга.
Посмотри на один - все будешь знать.
- Быть не может!
- Могу тебя уверить. Везде одна большая улица, один главный магазин, где собираются помещики и покупают шелковые материи для жен и шампанское для себя, потом присутственные места, дворянское собрание, аптека, река, площадь, гостиный двор, два или три фонаря, будки и губернаторский дом.
- Однакож общества не похожи друг на друга.
- Напротив, общества еще более похожи, чем здания.
- Как это?