Таран

В общем, Вася заплатил сам, но это лишь отмазало его от правоохранителей. Куда более серьезные разговоры предстояли с коллегами. К тому же вчера вечером ему позвонил «дядя Вова», заявив, что приглашает его в субботу на дружескую вечеринку в «Маргариту», скромно намекнув, что господин Калмыков жаждет побеседовать с господином Летуновым о делах, представляющих взаимный интерес.

Как ни странно, после этого звонка у Васи немного полегчало на сердце, ибо он понял, что по крайней мере до субботы он еще поживет. Да и сам факт приглашения означал, что смотрящий еще не принял окончательного решения, а желает выслушать обе стороны и лишь после этого вынести приговор.

Впрочем, серьезной надежды, что этот приговор будет оправдательным, Самолет не питал. Если Седой и тот самый роковой чемоданчик угодили к Жоре, то при надлежащей подготовке вопроса обвинения Самолета в подставе и крысятничестве могли бы резко усилиться. Потому что Седой — если он жив, конечно! — может запросто маму родную продать, а не то что Васю Самолета. Несколько дней назад Самолет думал совсем иначе, но после истории с «обознатушками» и убийством лже-Крылова заподозрил Седого в том, что он действовал по сговору с Калмыком. С этой точки зрения, итоги операции на ферме Душина были тому еще одним подтверждением. В общем, Вася ощущал себя наглухо обложенным волком, которому назначили место, куда выходить под выстрел.

До субботы оставалось еще два дня, и Вася мог, в принципе, сменить местожительство. Например, махнуть за ближний кордон, а оттуда — за дальний. Но у него были серьезные опасения, что именно этого от него и ждут «друзья-соперники». Уйти на рывок с воли, если тебя не полюбили братки, намного сложнее, чем спрыгнуть с кичи. К тому же валютно-финансовые резервы были у Васи, мягко говоря, не в лучшем состоянии. С такими надо по миру ходить, а не за кордон мотаться. Тем не менее Вася еще не решил до конца, идти ли в субботу на почти заведомую Голгофу или все же рискнуть уйти в отрыв.

Все поломало нынешнее утро, когда в контору позвонили от смотрящего и добрым женским голосом пригласили сегодня в 12.30 пообедать в «Маргарите». Вася там всегда обедал, но сегодняшний звонок означал, что предстоит незапланированная встреча с «дядей Вовой». То ли смотрящий решил лично побеседовать, дабы разобраться в сути вчерашних событий без третьих лиц, то ли, наоборот, ему стало все ясно как Божий день, и тогда Самолет мог либо вообще не вернуться с этого обеда, или вернуться, но уже совсем другим человеком, которому надо брать кепку и садиться с ней у ворот «Тайваньского» рынка, чтоб просить подаяние.

И еще хорошо, если заставят сидеть с руками и ногами, допустим, как «жертву Чернобыля». Самолет прекрасно помнил судьбу некоего Толи Грека, которому за крысятничество ампутировали две ноги, одели в рваную камуфляжку и отправили в столицу, кататься по метро на инвалидной коляске с табличкой «Подайте инвалиду Чечни!». А Грек ворочал отнюдь не хилыми делами, контора была не меньше Самолетова «Супермарина». Такой приговор был похуже смерти, и Самолет лично для себя решил, что если речь пойдет о том, что выбирать, то предпочтет «Курносую».

В фойе «Маргариты» Васю встретил милый и улыбчивый мэтр, который сопроводил всю «делегацию» на второй этаж, в отдельный кабинет, состоявший из двух комнат, где в одной, побольше, остались сопровождавшие Васю «лица», то есть морды из охраны, а в другую, поменьше, проследовал сам Вася. Там его дожидался смотрящий.

То, что «дядя Вова» сидел за неплохо сервированным столом и предложил выпить за встречу, ровным счетом ничего приятного не говорило. Дружеский совместный обед мог закончиться тем, что Васе тихо вкололи бы шприц-тюбик с какой-нибудь дрянью, и он через полчаса загнулся бы от острой сердечной недостаточности. Или от инфаркта миокарда. Скромно и не привлекает внимания. Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний среди, бизнесменов весьма высока.

Рюмку Вася поднимал без опаски — смотрящий наливал ее лично и себе, и гостю из одного графинчика. Водка была приятная, явно законная и не из синтетики.

— Закусывай, Васенька! — озаботился «дядя Вова». — А то захмелеешь раньше времени, а мне нужно, чтоб ты головой хорошо соображал… Разговор серьезный.

— Догадываюсь, хрестный. Я вообще-то к субботе готовился…

— Понимаешь, Васек, как оказалось, в субботу разговаривать не с кем. Несчастье произошло. Жорик наш дорогой сегодня ночью скончался.

— Какой Жорик? — Самолет чуть не поперхнулся нежной исландской селедкой.

— Господин Калмыков Георгий Михайлович, если это его родной паспорт. Тебя это удивляет, я вижу?

Сказать, что это Васю удивило, — значит, ничего не сказать. Самолет попросту выпучил, насколько мог, свои малогабаритные поросячьи глазки. И одновременно испытал нешуточный страх. Ясно ведь, если Жору замочили, то у смотрящего все основания повесить этот труп на Васю. Очень уж четко все укладывается. Хотел подставить — не вышло, прижали — решил замочить…