— Нет. Я справлюсь, мам. Не маленький.
— Конечно, не маленький, — улыбается Амелия, глядя на
меня снизу вверх. — Но для родителей дети всегда остаются
детьми, сколько бы им не было лет.
— Тебе вызвать такси? Я не могу взять тебя с собой, сама
понимаешь….
— Я вызову, не волнуйся. Поезжай.
Мама отходит от меня в тот момент, когда приближается
Алия. Сестра вопросительно смотрит ей вслед, потом
переводит на меня взгляд.
— Красивая женщина. Вы невероятно похожи. Это она, да?
— спрашивает девушка, пристально вглядываясь в мое лицо.
— Не понимаю о чем ты, Ал. Поехали. Нас ждет такси.
Доставлю тебя домой. Уверен, что Назире уже волнуется.
В машине, сестра снова поднимает тему моей матери, но я
опять ее обрываю. Не хочу, чтобы она сказала отцу, о том, что
Амелия в городе. Хотя не сомневаюсь, что он уже знает… Не
уверен в том, что отец до конца успокоился, не хочу подвергать
ее опасности. Алия сдается и делает вид, что поверила мне, но
весь ее вид говорит об обратном.
— Отец скучает по тебе, Адам, — говорит она, когда мы
прощаемся в фойе гостиницы, где остановился шейх с семьей.
Я скептически улыбаюсь. Она просто не знает некоторых
подробностей, иначе бы не выдвигала подобные
предположения.
— НЕ думаю, Алия, — качаю головой, — Но, знаешь,
никогда не думал, что скажу. Год назад вообще не предполагал,
что подобное случится. Но мне тоже его не хватает. Только
пропасть слишком глубока, чтобы ее перепрыгнуть.
— Говоришь стихами почти. Как Али, — улыбается сестра.
— Через любую пропасть можно проложить мост, было бы
желание. И если бы шейх не хотел мира между вами, то мы бы
с тобой сейчас здесь не разговаривали. Доброй ночи, брат. Я
рада была увидеть тебя.
— Я тоже, Алия. Ма'а саляма (араб. прощай)
— Барак Аллаху фик, Ахы(араб. Да благословит тебя Аллах,
мой брат).
Покидая отель, я выхожу в Нью-Йоркскую ночь,
подсвеченную миллионами огней, мерцающую неновыми
вывесками рекламных щитов. Мир небоскребов и больших
денег. Город, олицетворяющий свободу и независимость. Один
огромный обман. Свобода не означает счастье, являясь его
полной противоположностью, и иногда от свободы нет
никакого прока.
Я совершил немало ошибок. Больше, чем кто-либо. Но
раскаянье и самобичевание не решит проблему, ничего не
изменит, лишь толкая в болото отчаянья.
И, может быть, я снова ошибаюсь, собираясь сделать
следующий шаг, но я не прощу себя, если не сделаю.
Мелания
Брайана явно вдохновил мой поцелуй. Конечно, он ведь не
догадывается, что перед ним не ангел, а лицемерка, которая
жадно и страстно целуя его, представляла губы другого. В
такие моменты, я так сильно хочу избавиться от наваждения,
перестать представлять моего nemir abaid, забыть о его
существовании, вырваться из плена… но правда в том, что где
бы он ни был, какие бы километры и слова, проклятия и
обещания, разницы в наших культурах нас не разделяли, я
всегда – в плену Джареда.
Потому что он внутри.
Джаред не что-то внешнее, не что-то чужое, от чего можно
убежать или спрятаться. Как неизлечимый шрам на
обнаженной коже, который можно замаскировать, но не
стереть ни одной операцией.
И сегодняшняя наша встреча еще раз напомнила мне об этом.
Боль и горечь, ревность и ярость… и словно не было года без
его взгляда, который без слов опускает мою душу на колени.
он полон решимости, когда Пикот перестал здороваться с
партнерами, и подозрительно быстро повел меня к выходу.
Видела, чувствовала, как он возбужден, и его настрой
передался и мне.
Не знаю, встреча с Джаредом на меня так подействовала, или
раззадорили горячие поцелуи Брайана, но впервые за долгое
время я почувствовала острое возбуждение. Такое сильное,
навязчивое, мешающее трезво мыслить.
И когда Брайан открывает дверь машины, и обещает отвести
меня домой, я понимаю: этот вечер закончится не чаем, и даже
не бокалом вина.
Я проведу эту ночь с другим мужчиной.
ладошки леденеют… мне хотелось бы, так хотелось бы, знать,
что Саадат сгорает от ревности, что он хочет разорвать Брайан
в клочья за малейший поцелуй со мной, но нет… что я