Танцуют все!

— Да, чего там, пустяки, — елейно прощебетала я. — Главное, про меня не говорите… незачем…

— Понял, не дурак, — четко гавкнул гном, взвился в воздух и, по-моему, не касаясь пола, перелетел в соседний кабинет.

А я замерла перед дверью на выход. Разговор с Пашей отнял последние силы, и на легкую прогулочную походку их почти не осталось. Десять метров по двору до арки надо скользить, как нежная фея. Не привлекая внимания и не запинаясь.

Времени на жалость к себе не было категорически и, пробормотав: «Господи, спаси и сохрани», — я распахнула дверь и выскользнула наружу.

Руки-ноги тряслись и раскачивали тело в разные стороны, казалось, еще чуть-чуть, и шок шваркнет меня на мостовую и оставит там надолго. Часа на два, до приезда «Скорой помощи».

На футболке, во всю спину, потом выступила мишень. Я чувствовала в десятке оценивающий взгляд «алкашей» и ждала окрика.

Его не последовало.

Выписывая вензеля, я доплелась до столиков уличного кафе, приземлилась на раскаленный стул и, судорожно нашарив в сумке кошелек, заказала двести граммов холодного сухого вина.

Мне принесли «Совиньон». С ужасом поглядев на запотевший стакан, хотела отказаться и попросить чего-нибудь иного, но вовремя очнулась и поблагодарила официантку кивком.

— В конце концов, символично, — буркнула я, переползла на другой стул, под тень зонтика и, пожелав Киру земли пухом, огромными глотками продавила в горло кисловатую жидкость.

Ледяное вино в бушующем желудке прижилось не сразу. Сперва сделало попытку вернуться наружу, но я проявила характер и вдавила «Совиньон» обратно.

Война с вином и организмом затянулась минут на семь-восемь, помогла отвлечься, и видения распростертого над лужей крови тела с пробитой головой размылись. Я уговаривала желудок на мировую и держала носовой платок наготове.

Пара бритых качков с сочувствием наблюдала за моими усилиями, вспоминала собственное похмелье и трогательно проявила заботу фразой:

— Закури, кисуля, отляжет…

— Не курю, — жалобно пискнула я.

— Хошь, еще стакан закажу? — доброта питерских братков выгодно отличала их от московских коллег.

Но мне было не до бесед, и, гордо вздернув нос к зонтику, я отвернулась в сторону каменной стены.

Братки не настаивали. Вернулись к пиву и через секунду забыли о зеленой от тошноты девице.

Постепенно меня перестало колотить и корчить в неприличных позах, мысли зашевелились живее, и я начала соображать, любуясь синим питерским небом и посасывая карамельку «Чупа-чупс». Итак, что мы имеем? Мертвого Кира и исчезнувшую Алису. Куда могла направиться подруга? Куда угодно.

То, что за картонками не оказалось ее сумки, одновременно обнадеживало и рождало подозрения. Учитывая любовь Фоминой к косметике «Буржуа» — Алиска скорее голову забудет, чем помаду, — выводы могли быть самые плачевные. Любовники разодрались, Фомина толкнула Кира, он упал, ударился головой и помер. Алиска схватила торбу и удрала куда глаза глядят.

Но закрыла окна? Пудру оставила, а окна закрыла?

Маловероятно.

Впрочем, если Кир был под кайфом, то за деньги на новую дозу мог пойти врукопашную, довести: Алиску до истерики, и подруга удирала в невменяемом состоянии.

Но окна?!

Бесконечно перебирая все возможные предположения, я понимала, что до правды доберусь вряд ли. Правду знали лишь Кир и Алиса.

Вытащив из сумки зеркальце и придя в ужас от увиденного в нем, я покинула столик уличного кафе и ступила на тротуар, задрав правую руку кверху. Прежде чем покинуть Санкт-Петербург, следовало навестить Алисину тетушку — Алину Дмитриевну.

Остановившегося частника я попросила довезти до Озерков, на улицу Елисеевская, к дому номер двадцать один. Алина Дмитриевна жила в двадцать пятом, но подъезжать по точному адресу я не решилась. В двадцать первом жила тетушкина приятельница Наталья Николаевна, и мне было достаточно попросить соседку передать сообщение. Или письмо, что еще лучше. Возможно, Фомина с испугу помчалась к тете и теперь трясется и: рыдает на родной груди.

Длинную запутанную Елисеевскую улицу шофер искал долго. Я знала дорогу от платформы электрички и помочь ничем не могла. Но когда мы наконец добрались до места, выходить из машины раздумала. В ста метрах от дома номер двадцать один проезжую часть перегородили машины и толпа народа.

— Ну? — сказал водитель. — Платить будете?

Я, не глядя, сунула в его сторону комок купюр и вышла, нет, вывалилась из «девятки» в придорожные кусты. Перед моими глазами промелькнули колеса и пыльный кузов «Жигулей», машина неловко развернулась и, чиркнув бампером о ветки, умчалась прочь.

Спустившись еще ниже в заросшую кустами канаву, я осторожно раздвинула листья и глянула на гудящую, возбужденную толпу, собравшуюся напротив дымящихся останков дома номер двадцать пять.

Между машинами милиции, пожарных и медиков стоял автомобиль питерского телеканала. Парень в жилетке с многочисленными карманами снимал на видео место происшествия для показа в криминальных новостях.