Танцующий на воде

Но что такое этот Приют? Невольники шептались о секретном поселении, основанном сообществом цветных в самом сердце виргинского болота[11]; якобы все там живут общиной. Каким образом туда попадали беглые, я и представить не мог. Слыхал только, будто бы Райландовы ищейки разок сунулись на болото. Рейд не принес результатов, и вернулись далеко не все. Да что там «вернулись» – едва ноги унесли! Уцелевшие страдали от неведомых хворей, с расширенными глазами рассказывали о змеях, чудовищных насекомых и ядовитых растениях, а также о ведунах, способных укрощать крокодилов и кугуаров. Этот самый Приют время от времени пополнялся новичками, которые цивилизованной неволе графства Ильм предпочли опасную свободу на острове посреди трясины. Казалось логичным, что благородный Джорджи, столь уважаемый белыми и имеющий тайны от цветных, как раз и был болотным проводником.

Мои размышления прервал ружейный выстрел. Успевший пересечь главную площадь и почти готовый нырнуть в переулок, который вел к южной окраине, я, однако, поспешил на звук, и вот какая мне предстала картина. Некий джентльмен во фраке палил в воздух, гогоча несообразно своему внешнему виду. Погода, кстати, переменилась – набежали облака. Я увидел двоих белых – сцепившись, они почти выкатились из паба. Старший из них имел шрам через всю щеку. Секунда – и более молодой повалил своего соперника. Тогда человек со шрамом выхватил длиннющий нож и полоснул молодого по лицу. Из паба выскочили еще двое, набросились на лежачего. Досматривать сцену я не стал, но уже за углом меня ждало не менее поучительное зрелище. Представительница белого отребья, схватив за волосы юную проститутку, хлестала ее по щекам, к неподдельному восторгу мужчины, вероятно клиента. Он глотнул из фляжки, а остатки вылил на голову несчастной. Я поспешил прочь. Именно о таких безобразиях предупреждал отец, от них наказывал беречь Мэйнарда. Но разве убережешь того, чья принадлежность к расе Алисы Коллей столь очевидна? Как и торжественные приемы в Локлессе, дни скачек начинались пышно и чинно, а заканчивались возлияниями, срыванием масок благопристойности, под которыми обнаруживались гниющие язвы. Ибо графство Ильм давно уже поразил нравственный сифилис.

Цветных на улице не было. Мы знали, каково будет развитие событий: белые, продувшиеся на скачках или позднее в трактирах, пожелают отыграться на нас. Как это ни странно, больше всего боялись белых свободные цветные. Невольник был частной собственностью, били его только по распоряжению владельца. Попробуй нанеси физический ущерб невольнику ли, лошади ли – ответишь за порчу имущества по закону. Впрочем, это соображение не особенно меня успокоило. Я ускорил шаг – подальше бы от этой площади! Я почти бежал к району под названием Фритаун.

Район был невелик, свободные цветные жили одной семьей. Я знал каждого. Эдгар Комс, например, некогда приневоленный к картеровской кузнице, теперь выполняет ту же работу за деньги. Женат на Пэйшенс, у которой первый муж давным-давно от лихорадки умер. Окна в окна с Эдгаром живут браться Пэп и Гриз, а сразу за ними – Джорджи Паркс. Так я рассуждал про себя, стараясь не только физически, но и мысленно дистанцироваться от мерзостей главной площади. Очутившись возле Райландовой тюрьмы, я выдохнул: вот и оторвался. Дальше селились исключительно цветные.

Тут все было заранее продумано, спланировано, ибо в тюрьме содержались вовсе не преступники. Занимая целых два квартала, тюрьма служила пунктом приема и распределения невольников – как беглых, так и тех, что ждали здесь, пока их продадут. Построенная на границе между миром белых и миром цветных, тюрьма денно и нощно напоминала последним: ваша свобода эфемерна, чуть что не так – снова кандалами бренчать будете. И владельцами тюрьмы, и охранниками в ней были представители белого отребья. Многие разбогатели на торговле живым товаром, но состояние еще не облагородилось обязательной патиной, а способ его получения считался столь предосудительным, что и речи не шло о сближении этих белых со стариннейшими виргинскими фамилиями. Все знали, что узников «поставляют» Райландовы ищейки, поэтому и «заведение» прозвали Райландовой тюрьмой. Что до ищеек, мы, цветные, ненавидели их и страшились больше, чем хозяев. Казалось бы, мы с белым отребьем примерно в одинаковом положении. Мы обделены, зависимы, презираемые – и они тоже; так почему бы нам не сплотиться для противостояния знати? Да потому, что белому отребью крохи от пирога перепадают, а на полновесный кусок оно, отребье, рот не разевает из трусости.

Дверь мне открыла Эмбер, жена Джорджи. Произнесла, сверкнув улыбкой:

– Вот чуяло мое сердце, что ты, Хайрам, нынче заглянешь. Да и времечко подгадал, хитрюга, – аккурат к ужину! Признавайся, голодный?