Беда в том, что стоит ему сказать что-нибудь или взглянуть с этой своей тягучей улыбкой, и ей кажется, будто он знает ее лучше, чем кто-либо еще, и что сама она знакома с ним всю жизнь. А на самом деле?
Три дня, напомнила она себе. Это слегка отрезвляло. Три ночи, как сказал бы Майкл, и три дня: первый - по ошибке, день в дороге и третий… А на третий, вдруг осознала Алексис, она ведет его на свое сокровенное место и рассказывает то, чего никогда и никому не собиралась говорить.
Со странным чувством, словно сжигая за собой корабли, Алексис оперлась рукой о плоский камень в конце тропы и перепрыгнула через него. Майкл последовал за ней.
Последние мысли возбудили в ней болезненную мнительность. Не оглядываясь, она отбросила в сторону несколько плетей вьюнка и пригнулась, входя в туннель между кустами. Шла очень осторожно. Не хватало, чтобы пресловутая неуклюжесть подвела ее именно
Ее место почти полностью заросло с прошлого года. Добрый знак: без нее сюда никто не заглядывал. Алексис почувствовала привычную радость от возвращения в свой собственный уголок. Теперь она стояла прямо, на безопасном расстоянии от Майкла.
Он тоже выпрямился и осмотрелся, но не сказал ни слова. Алексис взглянула украдкой.
- Потрясающе, - тихо произнес он.
Алексис проследила за его взглядом, пытаясь представить, будто сама видит все впервые. Вдали виднелись светлые вершины гор, но отсюда не разглядеть, есть ли на них снег. Они с Майклом стояли на поросшей травой площадке меж скал. Под ногами стелились мох, вереск и вьюнки. Изрезанное тенями зарослей повыше, место было абсолютно укромным.
А ниже естественной террасы бежала горная речушка. Вода низвергалась с высоких скал, рассыпая брызги на траву, а потом вилась серебристой лентой меж камней, пенилась вдалеке, но там, где огибала террасу, была глубокой и чистой.
Майкл медленно обвел все взглядом, давая себе время вобрать внутрь эту красоту. Алексис вдруг пронзила ужасная мысль, что он может прикидывать, как развернулась бы здесь какая-нибудь сцена из будущего фильма.
Сжав кулачки, она молила про себя: «Только не надо. Только не говори: "Здесь можно снять классное кино"».
Майкл выдохнул. А когда он заговорил, Алексис сразу успокоилась, но и удивилась.
- Ты берешь сюда флейту? - мягко спросил он. Она непроизвольно сжалась, будто ожидая удара.
Но туг же расслабилась с тихим смехом.
- Иногда. А что? Он усмехнулся.
- Хотелось бы представить тебя играющей здесь для зверей и горных вершин.
Алексис скорчила гримаску.
- Звери сюда не захаживают. Разве что занесет ненароком слишком шуструю белку. А до вершин моей музыке не добраться.
Он негромко рассмеялся, закинув голову.
- Знаешь, вряд ли кто-то сочтет тебя романтичной.
Алексис почувствовала, что разговор вступает в опасную область, и поспешно занялась распаковыванием еды.
- Этот «кто-то» будет совершенно прав, - сказала она, резкими движениями разворачивая сыр и салат.
Майкл опустился на траву рядом.
- Это нечестно, - возразил он теплым, как растопленный мед, голосом, с тихим смешком, которого она уже никогда не забудет.
- Хлеб? - спросила Алексис, вонзая нож в пышную буханку. - Что нечестно?
- Одинокая леди, играющая на флейте, похожая на сновидение. И при этом не верящая в романтику. Такое надо запретить законом, - сокрушался он.
Алексис замерла с занесенным ножом. Он наблюдал, приподняв бровь. Мгновение спустя она занялась нарезанием сыра. Предложила ему бутерброд и баночку оливок. Он взял и то и другое как величайшее лакомство.
Наконец она решилась осторожно заметить:
- В детстве я нагляделась на обратную сторону романтики.
Майкл оперся спиной о скалу и смотрел на девушку, аккуратно держа еду в руке.
- Что ты имеешь в виду? Алексис отвернулась.
- Моя мать была очень романтичной леди, - обронила она. - Это… не принесло ей счастья. И моему отцу тоже. И отчиму.
- А-а. - Он не начинал есть, пока она не уселась и не сделала бутерброд себе. - Я ожидал чего-нибудь подобного, - сказал он с тенью удовлетворения.
Алексис сочла за лучшее воспринять это спокойно.
- Догадаться не трудно, - согласилась она. Он внимательно рассматривал сыр.
- Здорово, - одобрил он, расправившись со своим куском. - Так что же приключилось? Одна роковая связь или много мелких?
- Много роковых связей, - сказала Алексис. Он заинтересованно молчал. Девушка вздохнула.
- Мать была примадонной - у нее и впрямь был изумительный голос. Люди влюблялись в голос, не успевая узнать ее саму. И внешность под стать: смуглая, с пышными формами и огромными глазами.
Он склонил голову на плечо, разглядывая ее мальчишескую фигурку.
- Нет, я на нее совсем не похожа, - согласилась она с невысказанным замечанием. - Я пошла в отца. Тоже был ощипанный воробушек.
Майкл хмыкнул.
- Кто же он? Один из ее фанов?
- Нет. Он органист. В своей области не менее знаменит, чем мать - в своей. Но в нем не хватает шику. А мать обожала шик, - сказала Алексис, не осознавая, какая тоска звучит в ее голосе. - Ты бы ей точно понравился.
- Спасибо, - иронически отозвался Майкл. - Передай оливки, пожалуйста.