Танцуй для меня

Я не могу дышать. Такое ощущение, словно кто-то высосал из комнаты весь кислород, и мои легкие вот-вот откажут. Я пытаюсь что-то сказать, но вырывается лишь гнев.

― Ты спятила!

Энни не выказывает ни малейшего удивления от моей вспышки, хотя пара человек оборачиваются, чтобы посмотреть, по какому поводу такой шум.

― Я много думала всю последнюю неделю и абсолютно уверена, что это правильное решение.

― Ты думала? ― раздражаюсь я.

Невероятно. Единственный человек в моей жизни, который, как я думала, имеет голову на плечах, потерял свой хвалебный разум напрочь. Я могу многого не знать о Джейсоне, но и известного достаточно, чтобы сказать, что подруга слишком хороша для него и что она будет сожалеть об этих отношениях.

― У тебя должна быть чертовски важная причина, чтобы укатить за полстраны, чем это.

Я в бешенстве. Все во мне кипит. Я близка к тому, чтобы выследить Джейсона и засунуть его в мешок за то, что он пытается увезти прочь мою подругу.

― Я уверена, Джо. ― Она вздыхает, тянется через стол и накрывает ладонью мою руку. Я думаю о том, чтобы высвободить ее, но решаю этого не делать. Оставляю руку на месте и решаю выслушать подругу. ― Это не скоропалительное решение. Не простая прихоть поехать за своим парнем в Калифорнию.

― Тогда почему бы тебе не объясниться, потому что прямо сейчас я всерьез разочарована. Не могу поверить, что ты вот так уедешь и бросишь меня здесь одну. Дамы вперед, а ваших парней к черту [7] , помнишь?

― Знаешь, у нас с Джейсоном был план. ― Она медленно отодвигается, и я вижу, что она боится рассказать мне, что бы там ни было. Почему она боится разговаривать со мной?

И тут меня озаряет. Я откидываюсь на спинку стула. Зачем еще женщине бросать собственную жизнь, если ей не дали для этого весомую причину?

― О мой Бог. Ты беременна.

Ее изумрудные глаза вспыхивают, рот открывается на долю секунды, перед тем как сжаться в тонкую линию. Я попала в точку. Ошеломление, разочарование, волнение... все эти чувства встряхивают меня с такой силой, что я не могу справиться с ними.

Отодвинув назад стул, я выбрасываю свой поднос в мусорный бак и быстро шагаю к выходу. Энни зовет меня, но сейчас ее голос ― лишь фоновый шум.

Глава 17

Я плохо пою. Но это не останавливает меня от попыток. Следующая песня "Волшебный танец", и я с головой ухожу в нее, хоть и ненавижу Дэвида Боуи [8] . Я из тех девушек, которые больше фанатеют от Билли Айдола [9] .

Нет ничего постыдного в том, чтобы признаться, что ты одна и пьяна в стельку в предобеденное время в понедельник. Особенно, если никто из знакомых не становится свидетелем твоего морального уничтожения и не замечает, как ты утопаешь в луже жалости к самой себе.

Почему в луже жалости? Я все еще пытаюсь это понять. Я просто знаю, что в груди гнездится боль, которая притупляется лишь с алкоголем, поэтому продолжаю пить, надеясь забыться до такой степени, чтобы вместо этого дня в моей памяти осталась лишь черная дыра. Но после того как я теряю равновесие и чуть не ломаю себе лодыжку, делаю самое умное за весь день — признаю свое поражение и без сил падаю на диван.

Тишина, преследующая меня дома, наглядно показывает, насколько я на самом деле одинока. И когда я вырубаю музыку в гостиной, с ней умирает и живая атмосфера.

Жизнь — отстой. Любой, кто говорит иное, — обманщик или идиот. Принимать на себя обязанности взрослых до того, как узнаешь, как этим взрослым быть, — отстой. Потерять обоих родителей до своего восемнадцатилетия — отстой. При помощи собственного тела сводить концы с концами, может, для кого-то и часть ночных фантазий, но в действительности — это отстой. Знать, как мало у тебя прав на человека, которого зовешь возлюбленным, — тоже отстой.

С самого первого вдоха мы обречены испытывать боль. Я испытала ее достаточно, чтобы она начала затапливать любое проявление счастья, посмевшее прийти ей на смену. В одни дни мои чувства словно цепенеют, а эмоции притупляются. Но я игнорирую все это и иду вперед. Иначе ничего не получится. И все это просто полный отстой.

Я поднимаю полупустой бокал виски и, отсалютовав им в воздухе, проглатываю все содержимое одним глотком. Жар, растекшийся по всему телу, вызывает приятные ощущения и немного приводит в чувство. Но затем апатия снова поднимает голову, и я раздумываю, не выпить ли еще немного. Может, на этот раз все сработает. Здесь нет никого, кто мог бы остановить меня, никого, кто осудил бы мои действия. Лишь я и бутылка.

Я наливаю себе еще один стакан. А затем второй. Не помню, как доползаю до кровати, но помню, как просыпаюсь посреди ночи. Но это лишь обрывок воспоминания. Вращающееся помещение, желудок, скручивающийся и бунтующий вместе с ним. Невидимая рука, удерживающая за волосы, пока меня рвет в ведро рядом с кроватью.

Утром я просыпаюсь вся облепленная простыней. В комнате холодно, и по коже бегут мурашки, но я все равно потею, словно в лихорадке. Солнце пробивается сквозь неплотно зашторенные окна и слепит глаза. А голова просто раскалывается от боли.