Танго втроем

«Итак, – думала я, – жирно подчеркнутые слова: „…в конце концов ей надоест“ и „…вместе с другими актрисами“ – это и есть та самая причина, по которой она не пришла на премьеру. Я бы тоже не пришла. Ни один человек, окажись он на ее месте, не пришел бы… Интересно, читала ли ее дочь интервью? Если да, то из нее получилась бы великолепная актриса – ни одним словом не задела меня в разговоре. Даже не упомянула, отчего мне не легче… Повезло так повезло… И с этим интервью тоже. Ведь с таким же успехом эти слова можно было вложить в уста Эльжбеты. Вопрос: „Как отреагировали ваши знакомые и семья на новый брак вашего мужа?“ И ответ. В точности такой же, какой вложили в мои уста. С другим вопросом та же история: „Я не мстительна…“ – и так далее и тому подобное. Куда лучше было бы, если бы Эльжбету одели так, как меня. Я бы простила. Она меня – нет, потому что поверила всему. В противном случае премьера не была бы отменена. Почему редакторам журнала не пришла в голову эта идея? Исповедь обиженной жены не менее интересна, чем откровения ее преемницы. Если кто-то написал текст интервью, исключив из него большую часть моих высказываний, то почему бы не привести слова третьей стороны? Ведь в статье намекалось на любовный треугольник. И заголовок мог быть получше… Например: „Танго втроем“… „Как вам танцуется с обеими женами? Какую из них можно назвать лучшей партнершей? А удобно ли вам, ведь этот танец для двоих танцоров. Для двоих, а не для троих…“ – „Вполне можно приспособиться…“ – мог бы ответить Зигмунд…»

В коридоре послышались голоса. Я вздрогнула, будто меня поймали с поличным, только вот на чем? На выдумывании действительности… В этом меня частенько упрекал Дарек, который сам стоял твердо на земле. Редакция журнала не могла пригласить Эльжбету, как третью сторону, для интервью, даже если бы это был тайный разговор. Потому что именно мы с Зигмундом взяли деньги за интервью. Свинью не подкладывают тем, кому платят. В роли оскорбленной невинности тут выступаю я. Симпатии редакции явно на моей стороне – бедная женщина, преследуемая угрозами и анонимками… Нам заплатили за это. Зигмунд подсчитал, что полученная сумма была эквивалентна моему трехгодичному жалованью в театре…

«Дай бог, этого хватит, чтобы закончить крышу, – подумала с неожиданным для самой себя спокойствием, – но в этом доме я жить не стану».

Кто-то открыл дверь в мою гримерную. «Только бы не он, – промелькнуло у меня в голове, – и только не сейчас… Сейчас мне не хочется его видеть». Но это оказалась студентка Зигмунда. Она все еще была в театральном костюме, как, впрочем, и я.

– Зрители покидают театр, – сказала она голосом, близким к истерике.

Лицо у нее пошло пятнами, зрачки расширены, будто в глаза ей закапали атропин.

– А где остальные?

– У директора в кабинете, советуются, каким спектаклем заменить…

«Значит, это все-таки правда – она не будет играть Мадлену, – подумала я с горечью. – Ее сыграет кто-то другой…»

– Директор просит вас тоже прийти.

– Режиссер, – машинально поправила я.

– Но ведь он еще и директор. – Она смотрела на меня блестевшими глазами.

Отмена премьеры для нее, должно быть, стала ударом. Это огромное переживание для любого актера, а для меня… просто катастрофа… Если уж Эльжбета не пришла, значит… Но почему, почему?.. Неужели какое-то глупое интервью должно было разрушить то, что мы вместе строили, я и она. Недели тяжелейшего труда, усилий, и все это насмарку, потому что какому-то журнальчику захотелось пробиться на рынок. «Всегда все дело в деньгах», – подумала я с отвращением. Мне стало жутко обидно, что она так мало мне доверяла. Ведь Эльжбета должна была бы меня уже знать и понимать – я не могла ее сознательно очернить в глазах других, предать и продать этим писакам. Но были еще фотографии… а это фактически доказательство. Я в объятиях Зигмунда, и мы оба показываем зубы в улыбке, я в короткой юбчонке, присела на подлокотник кресла. И на первом плане – мои ноги. А в кресле конечно же Зигмунд. Кресло эпохи Людовика Филиппа, и тоже взятое напрокат, как и наша с Зигмундом одежда. Парочка подельников, переодетых в супружескую чету…

– Вы идете, пани Оля?

Я поднялась со стула, отложив журнал обложкой вниз, чтоб студентка не заметила нашего снимка, но девушка вдруг расплылась в улыбке:

– О, да это же тот журнал! Мы в театральном все прочитали ваше с профессором интервью. Потрясающе! Профессор так хорошо получился на фотографиях, он такой красивый… лучше всего вышли фото, где он в смокинге. Мы еще обсуждали, что он страшно похож на Шона Коннери… ну из этого фильма об агенте 007. Он там тоже в смокинге и с «бабочкой»…

Я прошла мимо нее и быстро двинулась по коридору – она не поспевала за мной. Когда я вошла в кабинет директора, все, как один, уставились на меня.

– Есть предложение, чтобы роль Мадлены сыграла… – Бжеский назвал фамилию актрисы. – Постараемся подготовиться к премьере в новом составе за неделю, репетиции два раза в день, семь раз в неделю…

– А если Эльжбета вернется? – спросила я.

– Незачем ей сюда возвращаться, – твердым голосом заявил Бжеский.