– Теперь вы знаете, как это бывает, когда из-за кого-то у человека срывается вся жизнь, – сказала дочь Эльжбеты и ушла.
Никто не пытался ее задержать.
– Кто-нибудь был у Эльжбеты дома? – спросил режиссер.
– Закрыто на все замки, – ответили ему. – Телефон тоже молчит.
Откуда-то сзади раздался шепот, что дочь Зигмунда и Эльжбеты отъезжает от театра за рулем самой последней модели «мерседеса». Все происходящее сильно отдавало какими-то дьявольскими кознями. «Скорее всего, что-то случилось, – лихорадочно думала я. – Произошло что-то такое, из-за чего она не смогла прийти, ее выручила дочь, но сказала нам совсем не то, что просила передать ее мать. Дочь говорила так, будто хотела посильнее досадить отцу. И ей это удалось на все сто процентов».
– Я вас предупреждал, – заговорил бледный как полотно Зигмунд. – Она испугалась выступать на публике. Эльжбета всегда этого боялась, ее била дрожь перед каждым выходом на сцену, поэтому она и перестала играть…
«А что, если Эльжбета таким образом решила отомстить, а ее дружба со мной была лишь расчетливой игрой? – Эта мысль не давала мне покоя. – Что, если месть была направлена не только против меня, но и против Зигмунда, а одновременно и против театра, который ее оттолкнул?..»
– Пойду объявлю зрителям, что спектакль отменяется, – сказал расстроенный Бжеский.
Все разошлись кто куда, я осталась одна в гримерной. Через некоторое время в комнату вошел актер, игравший Одноглазого, и швырнул мне на колени глянцевый журнал.
– Возможно, причина в этом, – бросил он на ходу и стремительно удалился.
В недоумении я взяла в руки журнал. На обложке красовалась фотография Зигмунда со мной. Я обнимала его за шею, глядя с улыбкой прямо в объектив. «Моя клоунская улыбка! – осенило меня. – В ней все дело!» Поперек обложки тянулась надпись: «Зигмунд Кмита любит за двоих!» Заголовок меня сильно насторожил. Судорожно листая страницы, я отыскала текст интервью в середине журнала. На развороте были и другие наши фотографии, а в самом низу мелким шрифтом значилось: «Одежда предоставлена следующими фирмами…» – и перечень. «Даже тут не преминули уколоть», – подумала я. Но что там упоминание о предоставленной напрокат одежде! Как оказалось, нас подставили по полной программе. Зигмунд в интервью вышел законченным фигляром, а я – идиоткой, которая говорит, к примеру, такие вещи: «В ящике стола я держу фотографии с автографами Зигмунда Кмиты, Эвы Вишневской и Януша Гайоса. Храню их с того времени, когда они приезжали на гастроли в наш городской театр, тогда я была еще школьницей. А теперь мы неразлейвода с Эвой Вишневской, частенько бываем в гостях у четы Гайос, а Зигмунд Кмита… ну это понятно…» Что за стиль! Сплошное вранье! Начать с того, что в нашем городке не было театра. С Эвой Вишневской я едва знакома. А Януш Гайос, как и мы, строит дом, и ему сейчас не до гостей. И это еще ничего. Дальше я прочитала якобы свой ответ на вопрос журналистки: как отреагировали знакомые, родственники и семья Зигмунда на известие о нашей свадьбе? «Меня затравили, я боялась одна выйти из театра, случалось, угрожали по телефону, по почте приходили анонимные письма. Но мой муж говорил: „Ничего, подождем, в конце концов ей надоест!“ И, как всегда, оказался прав». Читая эту кошмарную отсебятину журналистки, я ощущала, как кровь стынет у меня в жилах, казалось, что еще минута, и сердце мое разорвется. Или просто остановится и никогда больше не забьется снова. «Вы многое пережили, однако не побоялись играть в „Кабале святош“ вместе с другими актрисами». – «Я не мстительна, зло забываю быстро, помню только добро». – «Спасибо за беседу».