– О да, конечно. Пойдем, Ричард. Я приглашаю тебя ко мне на личную аудиенцию. На днях доставили новую партию гномьего самогона. Как меня раздражает этот нелепый мятеж в Рэймском герцогстве. Поставки сократились, торговцы совершенно нагло подняли цены.
– Выпьем за империю, – поддержал его Ричард.
– И за Пауля Рэ! Сегодня мы многим обязаны этому мальчишке… Достойная смена растет! Оперяется…
Глава 16
Подняться пришлось рано. Все-таки жизнь за городом имеет существенный недостаток – в этот «загород» нужно добраться, а потом из него выбраться. А поскольку эта же благая мысль приходит в голову и остальным жителям мегаполиса, да еще и в одно и то же время, получается… Пробки получаются…
Завтракали быстро, Пашка старался на меня не смотреть. Видимо, за ночь у него немного прояснилось в голове – и вчерашняя выходка уже не казалась таким уж подвигом. Все больше глупостью, которой она и была. Крепкий здоровый сон делает с молодым растущим организмом чудеса! Бодрит, восстанавливает, проясняет сознание.
Мама поглядывала на нас насмешливо, «как будто что-то знала, чего не знаю я»… Отец, окинув внука особым взглядом, проговорил:
– Что-то молодой человек выглядит как-то… бледновато. Что вчера было?
Паша что-то фыркнул.
– Мам, а как Наташа? – спросила я быстро.
– Хорошо. По-моему, она очарована Ирвином.
– Даже так?
– Я не это имею в виду… Просто Ирвин с его желанием помочь, с его умением не только снять боль, но и успокоить… Это просто чудо.
– Согласна, – кивнула я, вспомнив главного имперского целителя.
– Он ведь одинок? – невинно спросила мама.
– Мам, – закатила я глаза.
– Вероника, не паясничай!
Я рассмеялась. Настроение поднялось. Время еще есть, можно подлить себе ароматного кофе. Если бы не родители, которых это расстроит, я бы и от сигареты не отказалась… Ладно, не будем нервировать старшее поколение.
– «Смейся, паяц!» – мурлыкала я про себя.
– А Ирвин сказал, что в выходные разрешит мне встать с коляски, – сообщил Феликс.
Я пролила кофе… Повернулась, посмотрела на сына.
Он, конечно, очень постарался объявить мне эту новость как можно более буднично. И правильно – нечего делать из этого событие века… И так страшно. Очень… Я подошла, присела на корточки, потрепала по голове, сказала:
– Замечательно! Ирвин у нас спец – личный целитель императорского двора, это не шутки! Раз сказал, значит, пора.
Я крепко сжала его ладони в своих. Мы посмотрели друг другу в глаза. Мы оба боялись и оба верили, что все получится. Никто из домашних этого не заметил, это был только наш секрет, на двоих. И с этой минуты по-настоящему начались наши отношения. Внутри, за сердцем, стало тепло и радостно. Только палец горел и чесался, но я уже привыкла…
– Все всё сказали? – подвел итог отец. – Тогда Павел может отвечать на мой вопрос.
– Я хотел помирить маму с Ричардом. И сделал глупость, – не поднимая взгляда от стола, проговорил сын.
– Какого рода?
– Встретил бабушку Веру – она приехала на тренировку, отключил телефон и поехал к ней в гости. Я знал, что как только мама запаникует, милорд Верд придет ей на помощь.
– А если бы мать удар хватил? – поинтересовался отец.
– Да ну… Вот с чего? – развел руки неисправимый отпрыск.
– Еще раз подобная выходка, я тебе такие развлечения устрою – вся твоя Академия раем покажется, – рявкнул отец.
– Так он же все это затеял, чтобы туда вернуться, – поднялась я из-за стола. – А все разговоры о том, что он обо мне заботился, – это… только разговоры.
– Мам, это не так, – наконец-то искренне завопил Паша.
Я не обернулась.
– Мам, ты счастлива с Ричардом. И плачешь без него, – тихо сказал сын.
– Одевайся, мы опаздываем.
– Какая же ты упрямая, – а вот теперь в голосе сына прорезались откуда-то интонации… не Ричарда, нет… Его нового самопровозглашенного дедушки – императора Фредерика. Вот… Откуда? Как? Он даже губы поджал в точности как это делает его императорское величество… Цирк… Цирк уехал, клоуны остались…
Наконец-то мы выехали. Заранее, как всегда, не получилось… Бедный маленький «пыжик» мужественно тыкался по пробкам, пытаясь найти хоть какой-то просвет.
Молчали. Паша сначала включил радио, потом – через пару минут – выключил. Жизнерадостные ведущие, вещавшие какими-то специальными, утренними, неестественно-бодрыми голосами, дико раздражали.
– Мам, прости, – тихо сказал сын. – Я был не прав. Так нельзя было поступать.
Я вздохнула:
– Паш… Честно – я еще злюсь. Давай до вечера. Я отозлюсь, и мы поговорим.
Пашку высадила у школы, доехала до Академии, припарковалась. Схватила сумку, одновременно пытаясь почесать горящий палец. Маневр оказался неудачным – сумка упала. Тетрадка со стихами, которую я взяла с собой, чтобы вернуть, опять открылась… Не удержалась: