Танго с ветром

— Это ты сделала меня сумасшедшим. Я никогда не был таким.

Джонни включает музыку. Они танцуют танго.

— Мир не любит твердого, — говорит Джонни. — Мир — это поток, ветер. Если не умеешь быть мягким, он снесет тебя, сотрет в порошок. Слабое сильнее твердого. Мы становимся твердыми, когда время оседает в наших телах песком.

— Когда ты научился так танцевать? — спрашивает Соня.

— Ночами. Все эти ночи я танцевал с тобой во сне.

Вдруг Джонни останавливается и рукой закрывает глаза Сони. Он сжимает ее протянутую руку в своей.

— Это игра.

— Хорошо. Игра, — говорит покорно Соня. — Жертва должна обязательно доверять. Иначе она не жертва. Недожертва.

— Беззащитность — самое сильное оружие. Когда я смотрю на тебя, мое сердце сжимается от боли. Я не знаю, что мне делать с этим. Иногда эта боль невыносима. И я не знаю, кого мне лучше убить, чтобы не чувствовать этой боли — тебя или себя.

Соня улыбается. Ей страшно, но она улыбается, она не верит своему страху.

Джонни ведет Соню в другую комнату. Там полная темнота. В центре комнаты он останавливается и начинает целовать Соню. Они обнимаются, он сдергивает с Сони сарафан и опускает Соню на кресло, и на запястьях Сони защелкивается наручники.

— Что это? — рывок, Соня пытается встать, но это пустая затея.

— Это игра, — спокойно говорит Джонни. — Я же сказал.

Но как горят его глаза. И улыбка. Ужас пронзает Соню.

— Не-е-ет! — Соня остается в темноте один на один с холодом наручников.

Внезапно вспыхивают два киловаттника. Их свет дает отличное заполнение. Холодный белый свет операционной.

Соня зажмуривается, ошарашенная светом, а когда открывает глаза, видит прямо перед собой столик, на котором блестят разные садистские предметы — ножи, кусачки, скальпели. Блеск нержавейки завораживает, как блеск монетки с овцеволком.

— Я хочу писать, — говорит Соня.

— Писай, — Джонни великодушен.

Он берет в руки фотоаппарат и начинает фотографировать Соню.

— Что ты делаешь? — Соня в полной прострации. Полное смешение чувств, от этого вскипает мозг. Она лихорадочно оглядывает тайную комнату Джонни. Соне кажется, что она очень долго сидит, но проходит всего лишь несколько секунд, в течение которых мысли совершают в ее мозгу несколько сокрушительных торнадо. Рваться бесполезно, но тело требует что-то делать, и пальцы Сони сводит судорогой.

— Тебе лучше отпустить меня. Я всем сказала, что поехала к тебе на свидание. Тебя будут искать первым. У тебя ничего не выйдет!

— У меня уже все вышло! — усмехается Джонни. — Ты моя самая красивая жертва.

— Отпусти меня сейчас же, урод! — Соня кричит, выбрасывая в крик все свое бессилие, а Джонни щелкает, щелкает, щелкает.

Джонни берет скальпель. Одной рукой он держит фотоаппарат, второй подносит лезвие к горлу Сони и снимает.

— Тихо! Если не будешь дергаться, ничего не случится.

Соня молчит. Она становится статуей. Но весь ее ужас проступает на коже, еле заметные изменения делают ее лицо невероятно красивым.

Джонни кладет фотоаппарат на пол и расстегивает наручники.

— Вот и все, — он спокоен, но Соня этого не замечает, она уже пылает в своем внутреннем торнадо ужаса, в своем жутком отчаянии обманутой волком овцы. Ей уже не важно, что было и что будет, она хватает фотоаппарат и бьет Джонни по голове, он падает, со стоном схватившись за голову руками. Пока несколько секунд Джонни обездвижен, из его головы течет кровь.

Соня вытаскивает флэшку из аппарата, срывает свой сарафан с люстры и бежит к дверям.

Джонни приходит в себя и поднимает голову.

— Идиотка! — он вскакивает и, догнав Соню, хватает ее за руку. Они падают на пол, заляпанный кровью Джонни, и начинают бороться. И Соня даже не понимает, чего она хочет больше — удрать или остаться.

— Пусти! — кричит она и вырывается.

— Тише! Ты всех ментов созовешь! — шипит Джонни.

Но Соня кричит громче.

— Пусти!

Соня пинает Джонни и рывком срывает полиэтилен с потолка, пленка пузырем падает на Джонни. Он в плену.

Соня выскакивает в темноту ночи, но она не видит ее, потому что темнота внутри нее сильнее. Держа в руках рваный сарафан и сумочку с привязанным шарфиком, Соня выбегает на дорогу и начинает махать сарафаном перед машиной, которая приближается из темноты.

Джонни путается в пеленах полиэтилена, пачкая его своей кровью, рвет эти пелены. Рвет ли он при этом пелены, опутавшие его мозг? Убирает ли он паутину, сплетенную вокруг него его внутренним демоном? Может быть. Как часто, делая что-то внешнее, мы изменяем внутреннее.

Джонни выбегает из домика на дорогу, видит, как голая Соня садится в отъезжающую «девятку».

— Соня! Стой, Соня!

Соня запрыгивает в машину на заднее сидение. Она ничего не видит. Ничего. Ни водилу, ни Джонни, она все еще там, в не отпустившем ее еще ужасе.

— Скорее! В центр! — выдыхает Соня. — За мной маньяк гонится!

Машина трогается. Соня смотрит только назад, боясь Джонни. Она совсем не видит, кто сидит за рулем.

Джонни мечется на дороге. Движения почти нет.