Танго с Бабочкой

Кармелита расправилась с порцией жареных ребрышек и горячей кукурузой, в то время как Беверли ковырялась в салате и прихлебывала черный кофе. Кармелита неохотно говорила о Мануэле, поэтому Беверли рассказала своей старой подруге все, что случилось с нею за время, которое прошло с тех пор, как они перестали переписываться. Когда Беверли рассказала о пластической операции, Кармелита изучила ее лицо с явным любопытством. Закончив с рассказом о себе, Беверли спросила:

— А как дела у тебя? Почему ты уехала от Хейзел?

— Понимаешь, у Мануэля возникли неприятности с полицией. Мы уехали быстро. В середине ночи. Я позвонила Хейзел, когда мы доехали до Далласа, сказала ей, где я была. Я просила ее пересылать мою почту. Она не сделала этого. А мне должно было прийти несколько чеков от журналов с головоломками, вот сука!

— Почему ты перестала отвечать на мои письма?

Кармелита помыла пальцы в стакане с водой и вытерла их бумажной салфеткой.

— Дело было так, amiga. Мы с тобой писали письма друг другу пару лет. Сначала все было хорошо. Мы все еще были подругами. Но затем я начала замечать, как расходятся наши миры. Ты жила приличной жизнью, работала, а я была по-прежнему проституткой. Мне больше не казалось правильным писать тебе.

— Но мы по-прежнему подруги, Кармелита, — мягко сказала Беверли. — Расскажи мне, что случилось.

Кармелита покрутила в руках бумажную салфетку. Она говорила тихо, из-за занавеса длинных черных волос, которые спадали вперед, закрывая ее лицо.

— Он действительно напугал меня на этот раз. Мы подрались. Мануэль связался с другой девушкой. Он говорит, что не может жить с одной женщиной. Я застала его с нею и приревновала. Я ударила его. Он достал нож…

Кармелита подняла глубокие карие глаза, которые Беверли помнила с тех давних пор, полные той же боли, замешательства и позора.

— Ты не поверишь, именно его подруга спасла меня. Она подскочила и остановила его. Он целился мне в сердце, но нож вошел сюда, — она положила руку ниже грудной клетки. — Я провела неделю в больнице. Приходили полицейские и разговаривали со мной. Они пугали меня, заставляли думать, что он собирается прийти и убить меня. Поэтому я попросила у медсестры бумагу и написала тебе то письмо.

— Я приехала сразу же, как получила его.

Кармелита опустила глаза под ее пристальным взглядом.

— Я даже не была уверена, что ты получишь это письмо. Я не знала, работаешь ли ты все еще в той закусочной. Теперь я сожалею, что послала его.

— Почему?

Кармелита испытывала застенчивость и неловкость. Она видела, что Рейчел слишком изменилась. Теперь она была уважаемой личностью с незапятнанной репутацией, принадлежала к высшему классу общества, поняла Кармелита, в то время как сама она принадлежала к отбросам общества. Даже имя у Рейчел было теперь другим. Она была Беверли Хайленд. Новое имя и новое лицо. Это была не та женщина, с которой у нее могло быть что-то общее. Кармелита внезапно поняла, что она сидит с незнакомкой.

Посетители поспешно стали покидать ресторан.

— Эй, куда все идут? — спросила Кармелита. Она посмотрела на часы. Был почти час. Затем она вспомнила: скоро должна проехать президентская автоколонна.

— Кармелита, — сказала Беверли. — Поедем со мной.

— Куда?

— В Калифорнию. Возвращайся со мной и начинай новую жизнь.

Кармелита удивленно посмотрела на нее.

— Ты хочешь сказать — уехать из Техаса?

— Да.

— О нет.

Голос Беверли стал тихим.

— Кармелита, ты действительно счастлива?

Девушка пожала плечами.

— А кто счастлив?

— Ты можешь быть счастлива, если возвратишься со мной. Я дам тебе хорошую работу. Ты будешь ходить в школу. Тебе понравится Калифорния.

Кармелита покачала головой.

Беверли накрыла своей ладонью руку подруги и сказала:

— Помнишь, как мы мечтали вместе? Ты хотела пойти в школу, а затем получить работу где-нибудь в офисе, с пишущей машинкой и телефоном. Ты можешь сделать это, если поедешь со мной. Кармелита, в Калифорнии фантазии сбываются!

Что-то возникло в глубине испанских глаз Кармелиты, что-то, что Беверли видела давно, в редких случаях. Это был взгляд кого-то, кто видел образы или мечту или пытался вообразить что-то. То, что испытывала Кармелита, был лучик надежды или короткая возможность надежды. И это случалось прежде, когда она училась читать первые слова, когда продала журналу свою первую числовую головоломку. На долю секунды появился образ надежды, мечтания о лучшей жизни, и ее темные глаза засияли.

Но потом блеск быстро исчез, так же, как это случалось раньше, потому что Кармелита не привыкла надеяться и мечтать, она слишком долго привыкала принимать ту ужасную участь, которая была ее жизнью. Надежда была просто навыком, в совершенствовании которого она никогда не практиковалась.

— Для меня это слишком поздно, amiga, — сказала она, глядя на скомканную салфетку в своих руках. — Я никогда не смогу уехать.

— Почему?

— Я слишком стара. Мне двадцать пять. И есть еще Мануэль…

— Но не может быть, чтобы ты теперь любила его!