Путешествие началось. Однако никто не знал, что красными был захвачен Форт-Александровский и находившаяся там радиостанция как раз в то время, когда туда поступило сообщение о скором прибытии Гришина-Алмазова…
Когда «Лейла» поравнялась с Форт-Александровским, наперехват вышли эсминцы красных. Из открытых иллюминаторов пароходика в воду полетели какие-то бумаги, несколько офицеров выпрыгнули за борт и поплыли к берегу… С мостика эсминца в рупор предупредили: «Немедленно закрыть все иллюминаторы, иначе пароход будет расстрелян в упор!» Предупреждение подействовало. С миноносца уже шла шлюпка с десятком вооруженных людей.
Едва взобравшись на палубу, они ринулись в кают-компанию. Оттуда раздались выстрелы из нескольких револьверов. Кто-то из моряков был ранен. Потом наступила тишина. Моряки снова бросились вперед, и в это время грянули еще несколько выстрелов… но не в дверь.
Когда красные ворвались в кают-компанию, они увидели, что Гришин-Алмазов, его адъютант и начальник личного конвоя, ротмистр Бекирбек Масловский, исполнивший свою клятву до конца, успели застрелиться. Кругом были разбросаны какие-то документы. Среди них нашли и запечатанный пакет с личным посланием Деникина адмиралу Колчаку, который так и не успел уничтожить Гришин-Алмазов… Оно содержало планы военной борьбы с Советами и совместного похода на Москву.
Да… наверняка вспомнил одесский диктатор свои ядовитые упреки Делафару, который не успел сжечь свои бумаги! Но застрелиться он, во всяком случае, успел.
С трупов были сняты все ценности: часы, кольца, ордена, медали и даже нательные крестики, которые были запакованы и опечатаны. Их было приказано доставить в Одессу.
А в Одессе в это время происходили удивительные события! Мишка Япончик явился в Особый отдел ЧК при 3-й украинской армии и предложил организовать отряд из числа своих приверженцев «для защиты революции». Этот батальон набирался только из одесских бандитов, считавших своим атаманом Япончика. Их Мишка называл «боевиками». Это было время, когда Япончик воистину стал королем Одессы… Все ему было подвластно! И разве удивительно, что он узнал о трофеях, привезенных с пароходика «Лейла», и сумел заполучить перстень, снятый… да… с мертвой руки Гришина-Алмазова?
Это был миг такого же торжества, какое испытал Мишка, когда видел разорванного на части полицмейстера Кожухаря.
Впрочем, торжество Япончика длилось недолго. Уж больно ненадежным оказался он союзником! Кому такой нужен?!
Никому.
Кончилась история Мишкиной жизни тем, что его со товарищи расстреляли красные («отправили под конвоем на работу в огородную организацию», как афористично выразился какой-то «уездвоенком М. Синюков», составлявший сводку о его смерти). Может быть, сам Синюков, а может быть, кто-то другой стянул с пальца расстрелянного бандита золотой перстень со странным серым камнем…
И судьба его долгое время оставалась неизвестной.
Все воскресенье лило так, что Алёна не решалась нос на улицу высунуть. К тому же, нос этот почти беспрестанно чихал. Урок с аргентинским преподавателем пришлось отменить. Вообще много чего пришлось отменить. Весь день Алёна пролежала в постели, питаясь домашней колбасой и черешней, принесенными Танюткой. На прощальную милонгу она тоже не пошла: рано уснула, напоенная перцовкой и молоком с медом, которыми ее снабдила та же сердобольная Танютка.
Да, пришлось смириться с тем, что с танго в Одессе Алёне Дмитриевой не слишком повезло. Как, впрочем, и с погодой.
Ну и ливень разразился в воскресенье! Совершенно тропический! В местных теленовостях то и дело показывали сломанные по всей Одессе деревья. И даже выкорчеванные с корнем! Листва намокала так, что дерево начинало крениться — и тяжесть кроны выворачивала корни из земли. Печальная картина… Особенно когда такое дерево падало на автомобиль!
В понедельник солнца не было, небо оказалось покрыто тучами, но когда Алёна позвонила в аэропорт, ей сообщили, что все рейсы уходят по расписанию.
После Танюткиного лечения Алёна почувствовала себя гораздо лучше. Насморк — ну, насморк, впервой, что ли? Надоело сидеть в гостинице, хотелось прогуляться. И посетить, наконец, Художественный музей! По-хорошему, сделать это следовало бы вчера в полдень, но в это время Алёна была никакая.
Она оделась потеплее и пошла. Еще немножко кружилась голова, казалась какой-то слишком легкой и как бы опустевшей, а потому было очень просто не думать о том, о чем не хотелось думать, и не вспоминать то, о чем не хотелось вспоминать.
А вот и музей. Вот и транспарант на прекрасной кованой ограде:
Народу нет, вот и хорошо, можно будет насмотреться на экспонаты вдоволь. Особенно на некоторые.
Алёна подергала дверь проходной, но та не открывалась. Что такое? Сегодня же не вторник, а понедельник!