Танец тюльпанов

Теперь такие простые сорта мне больше не интересны. Я создал вид, которым моя мать могла бы гордиться. Я был полон решимости доказать ей, что покинутый ею сын на это способен. «Мать императора». Мне нравилось название, которое я придумал. Это был плод упорного труда, длительного ожидания и множества разочарований. Было нелегко, но в конце концов семена дали всходы. Теперь у меня были луковицы, которые дремали в ожидании того дня, когда начнется основная часть задуманного мной торжества.

Эта ночь была решающей в моем плане. Если в монастыре все пройдет как по маслу, то всего четыре месяца — именно столько понадобится тюльпанам, чтобы расцвести, — будут отделять меня от кульминации моей работы.

Я двинулся дальше. Дверь, которая вела из огорода внутрь здания, была открыта. Они облегчили мне задачу.

— Ну здравствуйте, — прошептал я пустому коридору.

Здесь странным образом смешивались запахи выпечки, благовоний и старого здания. Пол в парадной части был каменным. Здесь располагались алтарь, комната для посетителей и прихожая. Непривычно было видеть вертушку с внутренней стороны. Сколько раз за свою жизнь я стоял по другую сторону поворотного механизма. Матери очень нравилось печенье, которое пекли монахини, и она вечно отправляла меня его покупать.

Мысли о ней не вызывали ни капли жалости. Я вспомнил, как она лежала в постели в больнице «Крусес», а жизнь покидала ее со скоростью, изумлявшей врачей. Конечно, она умерла одна, как того и заслуживала. И теперь покоилась в одиночестве в арендованной нише на кладбище[34].

Ее смерть была только началом. Теперь начиналось самое сладкое, второй этап моей мести.

Первое препятствие обнаружилось, едва я ступил на лестницу, ведущую на второй этаж. Именно там, если верить плану здания, находился архив монастыря. Но там же располагались и кельи монахинь.

Старое дерево под ногой протяжно застонало. И это был не единичный случай. Каждый мой шаг сопровождался скрипом и треском — монахини обязательно поймут, что в монастырь пробрался незваный гость.

Я повернулся, чтобы вернуться тем же путем, что и пришел, но тут же начал упрекать себя. Я не мог сдаться, когда до цели рукой подать. Это же просто монашки. В худшем случае они просто испугаются меня и сбегут.

Я поднимался все выше, пока не оказался в длинном коридоре, по обе стороны которого располагались двери. Все они были закрыты, никаких признаков движения. Здесь было темно, хоть глаз выколи.

«Кельи», — сказал я себе.

Чтобы добраться до архива, мне нужно было пересечь весь коридор. Я словно очутился в логове льва.

Я затаил дыхание, но единственным звуком здесь был стук моего собственного сердца. А оно колотилось так громко, что я боялся разбудить монахинь, спавших за этими дверями.

«Это всего лишь монашки», — повторил я про себя.

Чтобы заглушить звук шагов, я снял обувь, а затем направился в сторону библиотеки.

Из келий доносился храп, кашель и даже шепот. По телу пробежали мурашки при виде многочисленных распятий и изображений святых на стенах. Мне казалось, будто за мной следят.

Когда я наконец вошел в архив и включил фонарик, лучше не стало. Дева Мария, висевшая на почетном месте, казалась настолько живой, что ее глаза следовали за мной, куда бы я ни двигался. Ее тень танцевала на стене каждый раз, когда луч фонарика перемещался по комнате.

Любопытным образом жития святых на полке перемежались кулинарными книгами. Названия я читать не стал, они меня не интересовали. Я пробежался по полкам с фонариком и уже решил было, что ничего не найду. Но вот же они, в неприметном уголке. Кожаные корешки с позолоченными надписями, записные книжки на пружине и старые ежегодники. Здесь же хранились связки писем и синие папки с документами.

Мне потребовалось много времени, чтобы разобраться в бумагах. Эти женщины хранили все, начиная от счетов за пасхальные свечи до старых рецептов выпечки, которую уже никто не делает.

Было почти пять утра, когда я нашел то, что искал. Это была учетная книга с колонками имен и фамилий.

ДОНОРЫ. ПОЛУЧАТЕЛИ.

Заголовок каждого списка выглядел довольно загадочно. Как можно назвать тех, кто бросает ребенка, и тех, кто его забирает?

Я листал страницы, пока не дошел до тысяча девятьсот семьдесят девятого, года моего рождения.

Вот то, что я искал.

В одной колонке были указаны имена матерей, бросивших своих детей в монастыре, в другой — семьи, которые нас забрали. Во втором списке я нашел имена своих приемных родителей.

Я почувствовал эйфорию. Как только мои тюльпаны расцветут, я смогу покончить с женщиной, которая предала меня и лишила той жизни, которая мне предназначалась.

Моя радость была недолгой — все оказалось не так просто. В этом списке не было ни имен детей, ни дат рождения, ни какой-то еще информации, которая могла мне помочь. Кто из этих семи женщин моя мать?

— Проклятье, — пробормотал я.

Сзади послышался шум, и я насторожился. Выключив фонарик, я подождал несколько минут. Тишина. Только где-то вдалеке раздавался приглушенный храп. В коридоре тоже никто не ходил. Ложная тревога — но мне было пора.